Империя пера Екатерины II: литература как политика

Сразу после этого Владимир приходит к мысли о необходимости принятия христианства. Таким образом, в интерпретации Хераскова выбор религии Владимиром был предопределен не только и не столько прагматическими соображениями: византийская царевна Анна поставила условием брака с Владимиром немедленное принятие им греческой веры. Херасков показывает, что выбор был продиктован не политическими резонами, а небесным знаком, приоткрывшим будущее России в царствование Екатерины. Автор поэмы заключает:

Как солнце чрез лучи спрягаются с луной,
Князь Киром сопряжен со Греческой княжной.
О муж, Апостолам в небесном лике равный!
Не будет никогда забвен твой подвиг славный.
Ты души просвятил, неверства прóгнал мрак,
Екатериной днесь заслуг поставлен в знак[306]

.

Здесь Херасков прямо указывает на установление нового ордена Святого Равноапостольного князя Владимира как на акт, предопределенный всем ходом российской истории. Война за выдворение турок из Европы превращалась в сакральную войну, наделявшую Российскую империю харизмой защитницы христианства и хранительницы цивилизации. Показательно, что Херасков, дважды издавший свою поэму на протяжении трех лет (в 1785 и в 1787), не только осознавал политическую актуальность поэтической легитимации присоединения Крыма, но и создавал поэтический канон, следуя которому поэты начали воспевать само это событие. Ермил Костров в своей «Песни на возвращение Ея Императорскаго Величества Екатерины II из полуденных стран России» (1787) делает центром своего описания Херсонес и принятие «креста спасенья» Владимиром:

Древний град, где Первозванным
Крест спасенья водружен,
Вновь явился увенчанным,
Вновь явился озарен[307]

.

Само путешествие Екатерины в Крым в 1787 году воспринимается как священный поход, «вновь» «увенчавший» и «озаривший» древний Херсонес. Концепция присоединения Крыма всякий раз пересекается с мотивами «воссоединения» с некогда принадлежащими России территориями. Таким образом, культивируется идея не аннексии, а восстановления империи в некогда существовавших границах, да еще и в сакральных местах принятия православия.

В начале 1784 года, в эпоху окончательного оформления разрозненных мифопоэтических «разработок» в политическую доктрину «греческого проекта», Державин пишет оду «На присоединение без военных действий к Российской державе Таврических и Кавказских областей, или на учиненный договорами с Отоманскою Портою мир 1784 года». Именно под таким названием ода была впервые опубликована в части XI «Собеседника любителей российской словесности», вышедшей в свет в феврале 1784 года. Позднее ода печаталась под названием «На приобретение Крыма».

Безрифменный стих оды должен был соответствовать, как писал сам поэт в послесловии к тексту, столь культивируемому современными поэтами увлечению «древней» – греческой – поэзией. Весь набор политических мотивов был спрессован Державиным в одном фрагменте:

Россия наложила руку
На Тавр, Кавказ и Херсонес,
И, распустив в Босфоре флаги,
Стамбулу флотами звучит:
Не подвиги Готфридов древних,
И не крестовски прежни рати –
Се мой парит Орел! – Махмет,
Уже от ужаса бледнея,
Заносит из Европы ногу,
И воцарился Константин![308]