Империя под ударом. Взорванный век

Редкая девушка доходила до середины этого курса. Практически все они прекращали обучение по собственной воле на двадцатой минуте лекции. И бедный Иван Карлович оставался в одиночестве решать основной вопрос своего бытия: почему профессора так его любят, а девушки — нет? Как развернуть ситуацию в обратную сторону? Уже наступает пора жениться, размножаться, а любимые профессора к этому делу непригодны. Парадокс.

Встретились они с Путиловским у самого департамента и сразу понравились друг другу. Путиловский девушкой не был, и посему лицо Ивана Карловича задышало энтузиазмом.

— Поручик артиллерии, слушатель Михайловской академии Иван Берг, — молодцевато козырнул Берг.

— А по батюшке?

— Иван Карлович!

— Очень приятно. — Путиловский приподнял шляпу. — Путиловский, Павел Нестерович. Начальство рекомендовало вас как одного из самых грамотных специалистов взрывного дела.

— Весьма польщен. Действительно, с детства имею страсть ко всему, что горит и взрывается.

— Прекрасная погода, не правда ли?

— Так точно, — Берг профессиональным взглядом окинул небеса. — Антициклон! Крупномасштабная область высокого атмосферного давления с циркуляцией воздуха по часовой стрелке в Северном полушарии и против часовой в Южном. Характерны слабые ветра и малооблачная погода.

— Отлично. Наконец-то я сегодня слышу истину, — порадовался Путиловский. — Давайте прогуляемся. Иван Карлович, голубчик, расскажите мне все про динамит.

— Все? Это часа на полтора. — Берг взглянул на часы. — До трех тридцати пополудни.

— У нас достаточно времени.

Антициклон приятно холодил лоб, а малооблачная погода радовала душу Путиловского.

— Кхм… — откашлялся Берг, готовясь к лекции. — Итак. Динамит был изобретен шведским промышленником Альфредом Нобелем в одна тысяча восемьсот шестьдесят седьмом году. Его химический состав: а) нитроглицерин…

* * *

Плотная черная вуалька почти полностью скрывала лицо Максимовской. Достав из муфты склянку с царской водкой, она осторожно перелила содержимое в обычный стеклянный стакан. Теперь стакан стоял на подоконнике и не вызывал ничьих подозрений: дама кого-то ждет, в руке у нее стакан с водой. Привратнику она сказала, что ей назначено у фотографа. Фотограф отсутствовал, но должен был появиться с минуты на минуту.

Алешу она увидела из окна. Быстрой легкой походкой уверенного в себе человека он зашел в подъезд и вызвал лифт. Вот он уже открывает дверь на площадке полуэтажом ниже. И когда он поравнялся с Максимовской, мельком взглянув на корпулентную даму, она окликнула его осипшим от волнения голосом:

— Алекс! — и откинула вуаль.

Викентьев возвел очи горе:

— Ба! Прекрасная незнакомка!

— Алекс, я требую объяснений! — произнесла Максимовская, цепляясь за последнюю надежду понять случившееся.

— Фу, как пошло! Точно секретарь канцелярский. — Викентьев закурил папиросу, выигрывая время. — А где высокие слова любви? У любви, как у пташки, крылья…

— Замолчи. Я знаю все. Это ты ограбил аптеку.

— Ее ограбили? — радостно удивился Викентьев. — Надо же! Вот и подарок мне к Новому году. Божьи мельницы мелют медленно, но верно! Певзнеру мои причитания.

— А я, как дура, тебе все рассказывала…

— Тетенька, у вас нет доказательств. — Викентьев пустил струю дыма в лицо Максимовской. — Подите прочь. Я полюбил другую.

— Подлец!

— Она моложе.

— И этому человеку я поверила… Верни драгоценности!

С этими словами она взяла в руку стакан и спрятала его под пелерину.

— Какие такие драгоценности? — пропел Викентьев, поворачиваясь к ней спиной и вставляя ключ в замочную скважину. — Бабушка, у вас что-то с памятью. Пейте бром, лечитесь электричеством. Очень успокаивает, хотя и не помогает. Адью!

Максимовская вынула руку со стаканом из-под пелерины.

— Алекс, я принесла тебе подарок.

— Ну что там еще? — лениво обернулся Викентьев.

— Прощай!

И с этими словами кассирша выплеснула кислоту в лицо Викентьеву. Он повернулся к ней профилем, поэтому в оба глаза кислота не попала.

Левый глаз запылал первым, затем остро полоснуло по коже лица. Викентьев завыл от боли и, схватившись за лицо, снимая с себя лохмотья кожи, стал ломиться в запертую дверь, ища спасительной воды. Он сразу понял, что это. Ему было уже не до Максимовской.

— Воды! Воды–ы-ы… — разнесся по лестнице дикий вой.

— Вы даже не знали, чем вам это обернется! — и Максимовская дробно застучала каблучками по лестнице.

Сзади открывались двери, доносились чьи-то истошные крики: «Что такое?! Что с вами?! Воды! Воды! Господину плохо! Дворник! Дворник! Полицию!» Всего этого она уже не слышала. Нанятый извозчик взял с места резво, впереди ее ждал вокзал и родная Варшава. На сердце у Марии Игнациевны было легко как никогда.

* * *

Когда Нина прочитала письмо первый раз, она весело засмеялась: это розыгрыш, смешная шутка! Это Павел, наверное, придумал… Сейчас он придет (они условились), начнет задавать вопросы, все откроется, и они будут смеяться. И целоваться. Как у Франка.

Потом она походила, подумала. Павел все не шел и не шел. Она перечитала письмо и быстро разорвала его на кусочки. Это не шутка. Хотелось заплакать, но слез не было.