— Не могу сказать, что я очень рад знакомству, — переведя дух, процедил Гвоздик, злобно сверкнув глазами в сторону капитана.
Усевшись на край неприбранной постели, Прол с полнейшим равнодушием произнес:
— Мне на все твои радости откровенно насрать. Лучше давай поговорим о деле.
— С каких это пор у честного жулика могут быть терки с голимым мусорилой? — нарочито грубо заявил вор.
Пристально посмотрев в лицо задержанному, опер расстегнул застежки бронежилета и произнес:
— Хочу предложить тебе достойный вариант: ты нам выдаешь цепочку, а я оформляю явку с повинной, то есть чистосердечное признание. Получишь свой трешник, и свободен, как ветер в поле.
Облизав окровавленные губы, Гвоздик саркастически улыбнулся:
— Чистосердечное признание смягчает вину и увеличивает срок. С пидором и прокурором будешь по душам базарить, а мне в уши дуть не надо — я не первоход и не ссученный фуфлыжник. Хочешь шманать — вперед; найдешь чего — пойду на этап, к хозяину; а по-другому никак, уж не взыщи, начальник.
Выслушав это дерзкое заявление, капитан вполголоса бросил подручным:
— Что ж, приглашайте понятых...
— Момент, гражданин начальничек, — прервал его вор, — хотелось бы заглянуть в прейскурант: где ордер на арест и постановление о проведении обыска?
Нисколько не удивившись «учености» подопечного, Прол вытащил из внутреннего кармана пиджака необходимые бумаги и помахал ими перед носом задержанного.
— Доволен? — спросил опер, нахмурив брови.
— Ищите, — вяло отозвался вор и опустился на скрипнувшую кровать.
Один из милиционеров распахнул дверь и пригласил войти в комнату средних лет супружескую пару — соседей Гвоздика по коммуналке.
Обыск начался. Но искать особо было негде — всей обстановки-то было лишь старая панцирная кровать и древний деревянный шкаф, служивший по совместительству и гардеробом, и сервантом, и Бог его знает чем еще.
Минут тридцать сыщики добросовестно переворачивали все вверх дном, но так ничего и не нашли, кроме мелких денег, которые торчали из кармана брошенных на колченогий стул брюк.
Основную часть полученной у Абрашки суммы Юра надежно спрятал на соседском балконе, воспользовавшись отсутствием соседей. Естественно, что вторгаться на территорию жилища законопослушных граждан опера не имели права. Да и не думали они, если сказать по совести, там искать.
В конце концов супруги-понятые подписали бланк протокола, даже не удосужившись его прочитать, и мирно отправились восвояси. А Гвоздик, получив на пару минут свободу, принялся неторопливо собираться.
Вдруг капитан повелительным жестом приказал всем покинуть тесную комнатушку и оставить его один на один с задержанным.
Гвоздик сделал вид, что ничего не замечает, а Прол доверительно склонился к нему и зашептал:
— Послушай, Дегтярев, мне очень нужна эта цепочка, понимаешь, очень! — Увидев, что парень собирается его перебить, капитан нетерпеливо прервал того: — Подожди, дай закончить. Я ведь не предлагаю тебе стучать на товарищей или еще чего-нибудь в этом духе — просто отдай мне цепь.
На лице вора промелькнула тень замешательства. Действительно, опер не предлагал ему унизительной роли «кумовского ушатого», но въевшееся в подкорку осознание того, что «все менты — враги и сволочи», мешало Дегтяреву мыслить отвлеченно. Ему казалось, что за всем этим скрывается какой-то подвох.
Когда же сыщик продолжил, Юра лишь крепче уверовал в то, что дело явно не такое уж и простое.
— Ты пойми, — продолжал увещевать Прол, — мне не нужна твоя свобода, я даже плюну на нераскрытую кражу, тем более что безделушки мы вернем хозяевам, и все будут довольны. Отдай мне цепь, и я тебя сейчас же отпущу, не будет ни протокола, ни допросов, ни суда, ни в конце концов очередной отсидки — слово офицера.
— Поверила фраеру девка — только вот куда девалась целка? — зло оскалился Гвоздик. — Клиент спекся, начальник, поехали в твою контору — базара не будет.
У капитана было такое выражение лица, как будто он натолкнулся на невидимую преграду. Наконец к нему вернулось привычное самообладание, и опер слегка подтолкнул парня в спину, недовольно пробурчав:
—Пошли, коль так сильно не терпится оказаться на казенных харчах. Только зря ты мне не веришь... Но дело твое, — в голосе капитана сквозила неприкрытая досада, — один хрен, мы из тебя все равно выбьем признание.
— Это как получится, капитан, — шепотом протянул вор и вышел в коридор к поджидавшим их оперативникам.
* * *
Лямзин несколько минут стоял у подъезда, ожидая обещанную машину. Наконец рядом с ним остановилась черная «Волга»; распахнулась задняя дверца, и к Антону подошел незнакомый сотрудник в черном плаще, застегнутом на все пуговицы.
— Майор Лямзин? — спросил он.
Вместо ответа старший опер прошел к машине и уселся на переднее сиденье, рядом с водителем.
Антон еще раз поразился тому, что ни шофер, ни сопровождающий офицер были ему совершенно не знакомы. Но в их службе случалось всякое, поэтому Антон привычно расслабился в кресле, стараясь не задумываться о пустяках.
«Волга» резко сорвалась с места, подмяв под себя липкую осеннюю грязь.