Империя страха

Хозяин квартиры замялся, не зная, что ска­зать, — по его одутловатому лицу побежали кра­сные пятна, а в глазах отразилась явная нереши­тельность.

Подойдя вплотную к каскадеру, он положил массивную ладонь на его плечо и, поколебав­шись, изрек:

— Пожалуй, я воздержусь. Я настолько об­рос привычным бытом, что... — Здоровяк пы­тался найти разумное обоснование прозвучав­шему отказу, но в конце концов тихонько выру­гался себе под нос и честно признался, глядя в глаза собеседнику: — К черту все красивые фра­зы! Мне просто страшно, я боюсь потерять то, что уже имею. Но если от меня потребуется по­мощь... — Слова иссякли, но за них договорил многозначительный взгляд.

Никто не решился что-либо возразить или осудить товарища за честность: и Чижов и Лям­зин молчали, потупив взгляд, как будто это они проявили стыдливое малодушие, за которое, впрочем, нельзя было строго судить искреннего Пашу.

Антон, чтобы замять неловкость прозвучав­шего признания, нарочито весело выпалил:

— Вот и отлично, поделим барыши на двоих. Лица присутствующих озарили натянутые улыбки, а майор продолжил, прямо взглянув на толстяка:

— Дашь мне свою машину?

— А заодно и ключи от квартиры, где деньги лежат, — поддержал его Иваныч, звонко хлоп­нув Аникеева по плечу.

Паша уловил произошедшую перемену на­строений и понял, что над ним куражатся толь­ко затем, чтобы прийти ему на помощь, поэтому он дурашливо скуксился и запричитал:

— Давайте, можно... можно грабить несчаст­ного лопуха, воспользовавшись его беспомощ­ностью и слабым здоровьем.

На этот раз в тесной кухоньке прокатился дружный, искренний хохот.

— Слабое здоровье, — передразнил его Ива­ныч и беззлобно пошутил: — Да на тебе пахать надо.

Не обращая внимания на последнюю репли­ку, Аникеев заговорил, но уже более серьезно:

— Ключи от квартиры я вам вряд ли дам, а вот от дачи — ради Бога, — здоровяк вышел в коридор, покопался в карманах висящей на ве­шалке куртки и вернулся, держа в руках позвя­кивающую связку блестящих ключиков. — Этот от машины, — принялся объяснять он, — а эти три от моего загородного именьица.

Чижов закурил очередную сигарету и пере­спросил:

— Это, случайно, не там, где мы отмечали твой день рождения?

Смешно раздув щеки, Аникеев удивленно округлил глаза и не преминул заметить:

— Можно подумать, что я персидский шах и у меня этих особняков, как у собаки блох; ну ко­нечно там. Дорогу знаешь?

— Найду, — ответил каскадер и направился к двери, бросив через плечо: — Антон, ты идешь?

Лямзин проворно вылез из-за стола и после­довал за своим новым знакомым. По дороге он заглянул в гостиную и позвал подругу, увлечен­ную просмотром какого-то боевика:

— Маша, поехали.

— Ну вот, так всегда, — зароптала девушка, но покорно встала с кожаного диванчика и при­соединилась к мужчинам, — на самом интерес­ном месте прервал. Не могли подольше побол­тать.

Не обращая внимания на ее недовольство, майор крепко пожал протянутую ладонь гостеп­риимного хозяина и произнес с искренней бла­годарностью в голосе:

— Спасибо, Паша.

— Да, спасибо, — торопливо выпалил Чи­жов и привычно хлопнул здоровяка по плечу, не забыв при этом пошутить: — Заезжай, если что, адрес знаешь. Гостям в нашем доме всегда рады.

— Пренепременнейше, — в тон каскадеру отозвался Аникеев и уже более серьезно закон­чил: — Поберегите себя, братцы.

Лямзин вместо ответа озорно подмигнул ему и вышел на лестничную клетку вслед за удаляв­шимся Чижовым, крепко сжав теплую ладонь девушки.

— До свидания, — произнесла она, обернувшись к стоящему в дверном проеме мужчине, — приятно было познакомиться.

— Взаимно, — любезно отозвался он и доба­вил: — Всего доброго.

Тонкие каблучки зацокали по бетонным сту­пенькам, заглушая тихие шаги спускающихся мужчин, и как заключительный аккорд в этой импровизированной симфонии прозвучал гул­кий щелчок запираемого замка, эхом прокатив­шийся под сводами подъезда.

* * *

Гвоздика снова «дернули» на допрос в уже знакомый кабинет, и он привычно уселся на де­ревянный стул, сложив руки на коленях.

Прол ехидно улыбался, изредка бросая ко­сые взгляды на строптивого подопечного. В по­ведении опера сквозило явное превосходство сильнейшего перед почти поверженным против­ником, как будто великий гроссмейстер соби­рался сыграть партию в шахматы с юным учени­ком.

— Ну что, Дегтярев, — произнес Прол, ра­достно потирая руки, — по-прежнему будешь запираться или все же сделаешь признание?

Пренебрежительно усмехнувшись, Юра ода­рил собеседника сияющей улыбочкой и нагло­вато ответил:

— Так ведь мне за это премии и очередного звания не полагается, поэтому я лучше помолчу, а ты, гражданин начальник, потей на здоровье.

Капитана явно уязвил столь неучтивый тон, но он сдержал рвущиеся наружу эмоции, считая, что нет смысла злиться на того, чья участь уже, собственно, предрешена.

— Как хочешь, — стараясь, чтобы его голос звучал в большей степени безразлично, чем оби­женно, пробурчал он, — тогда приступим к глав­ному.

Прол раскрыл лежащую на столе папку с надписью «Уголовное дело» и перешел к сухому допросу: