Империя страха

— Значит, гражданин Дегтярев, вы отрицае­те свою причастность к краже драгоценностей из квартиры Милютиных?

— Угу, — пробурчал вор, вперившись в гряз­ное пятно на давно не крашенной стенке, — от­рицаю.

Опер вновь победоносно улыбнулся и задал очередной вопрос:

— Знакомы ли вы с гражданином Цимбалевичем Абрамом Иосифовичем?

— Нет, не знаком.

— А вот он утверждает обратное, — ощерил­ся капитан, — как вы это можете объяснить?

Гвоздик недоуменно пожал плечами и нагло посмотрел в глаза сыщика:

— Мало ли, какая ахинея может взбрести в тупую голову. Этот ваш Цибулевич, — он нароч­но исковеркал фамилию ювелира, продолжая говорить в том же, осознанно дерзком тоне, — может, псих какой, так мне что, из-за каждого идиота себе на горб срок подвешивать? Потом, что стоит его слово против моего — всего лишь «один-один», а тебе, гражданин начальник, как я понимаю, нужен ощутимый перевес в счете, чтобы упечь меня к «хозяину».

Оперативник недовольно нахмурился, внут­ренне осознавая справедливость слов подслед­ственного, но он твердо уповал на скупщика, который мог прижать вора к стенке своими по­казаниями.

А Гвоздик между тем продолжал:

— А может, у вас есть мои пальчики, остав­ленные в квартире этого терпилы, или сви­детельские показания? Вот это для «кивал», — говорящий пренебрежительно отозвался о

на­родных заседателях, — было бы серьезным ос­нованием отправить меня по этапу. А еще луч­ше, чтобы меня взяли с поличным...

— Заткнись! — рявкнул опер и громко стук­нул кулаком по крышке стола. — Всякая манда­вошка меня еще учить будет. — От его прежней сдержанности не осталось и следа — лицо капи­тана перекосило в приступе отчаянной ярости, и ему стоило огромных усилий взять себя в ру­ки. — Договоришься у меня до «пресс-хаты», пусть там с тобой «шерстяные» побазарят.

Прол имел в виду категорию подследствен­ных, которые в равной степени ненавидели и милицию, и «правильных» уголовников — эта­кие одинокие шакалы преступного мира. Ока­жись кто-нибудь из среды «шерстяных» в нор­мальной камере, его бы там ждала неминуемая смерть. То же самое и наоборот — мало кто из блатных, попавших в столь неприятное (с точки зрения самих блатных) окружение, мог остаться в живых.

Несмотря на прозвучавшую угрозу, Дегтярев понимал, что дальше слов дело не зайдет, поэто­му оставил обещания капитана без внимания.

А Прол перешел к главному: сняв трубку внутренней связи, он сказал в микрофон, обра­щаясь к невидимому собеседнику:

— Давайте Цимбалевича и свидетелей... да, будем проводить очную ставку.

Спустя пару минут в кабинет вошел молодой оперативник, следуя за пожилой супружеской парой.

— Присаживайтесь, — капитан указал во­шедшим на стулья, а потом обратился к младше­му сотруднику: — Давай скупщика.

Дегтярев с железным спокойствием следил за происходящими событиями, ни единым жес­том не выдав собственных чувств.

Хозяин кабинета время от времени бросал на задержанного быстрые взгляды, стремясь уло­вить хоть тень волнения на его худощавом лице. Но тщетно — Гвоздик лишь криво ухмылялся, поглядывая на притихших свидетелей.

Тем временем ввели Абрама Иосифовича, который уселся напротив Дегтярева, старатель­но избегая встречаться с ним взглядом.

— Итак, — неторопливо начал процедуру капитан, — гражданин Дегтярев, знаете ли вы этого человека? — Прол указал рукой в сторону притихшего толстяка.

Отрицательно качнув головой, Гвоздик гро­мко и выразительно произнес:

— Впервые вижу.

Такой ответ нисколько не удивил сыщика, и он повернулся к Абрашке, внутренне предвку­шая скорое удовольствие от ожидаемого со сто­роны вора протеста.

— А вы, гражданин Цимбалевич, — не­сколько мягче положенного пропел опер, — знаете ли этого человека?

Ювелир только сейчас удосужился поднять глаза на Гвоздика, но, встретившись с жестким, непроницаемым и вместе с тем насмешливым взором Дегтярева, толстяк повернулся к сыщи­ку. Всем своим видом озадаченный скупщик краденого походил на затравленного зверька, мечущегося между ружьем охотника и стальным капканом.

Капитан не заметил или не придал значения произошедшей перемене в поведении Абрашки, а просто повторил вопрос:

— Ну так что, гражданин Цимбалевич, знае­те ли вы этого человека?

Ювелир сконфузился, потупив взгляд, и едва слышно прошептал:

— Нет, не знаю...

— Что?! — вырвалось у Прола изумленное восклицание, он даже привстал. — Что вы сказа­ли, говорите громче!

Ювелир, все так же избегая смотреть на опе­ра, повторил, но уже более громко:

— Нет, я не знаю данного гражданина. Коротенькие пальчики капитана мертвой хваткой вцепились в шариковую ручку — раз­дался громкий треск ломающейся пластмассы, и на письменный стол посыпались жалкие оскол­ки, пачкая бланк протокола размазавшейся пас­той.

Какое-то время старший оперуполномочен­ный недоуменно пялился на ювелира, затем по­смотрел на улыбающегося Гвоздика и нервно выпалил, обращаясь к ничего не понимающим свидетелям:

— Спасибо, можете идти.

За супружеской парой закрылась дверь, и капитан остался наедине со своими подопеч­ными.