Читаем Империя свободы: История ранней республики, 1789–1815 полностью

С самого начала XVIII века такие мыслители, как Даниэль Дефо, пытались объяснить и оправдать появление людей среднего достатка, в том числе «рабочих профессий, которые много работают, но не испытывают нужды». Эти обеспеченные рабочие люди с собственностью, такие как молодой печатник Бенджамин Франклин, все больше гордились своей обособленностью от общей праздности и рассеянности дворянства, стоящего над ними, и бедноты, не имеющей собственности, стоящей под ними. «Именно уникальное сочетание работы и собственности, — как выразился один проницательный исследователь этой социальной группы, — отличало «средний род» от элиты, которая владела собственностью, но не занималась производительным трудом, и от наёмных работников, которые трудились, но не владели собственностью». Это были зачатки того, что станет средним классом в XIX веке.

Хотя дворяне всё ещё были склонны объединять эти средние слои, которые имели профессии и открыто работали за деньги, с низшими слоями наёмных работников в одну категорию простолюдинов, многие из этих средних людей считали себя равными так называемой аристократии или дворянству и стремились использовать республиканский акцент на равенстве для борьбы с теми, кто был выше их. У многих из них было достаточно богатства, и они не понимали, почему их не следует считать джентльменами. А если их самих нельзя было считать джентльменами, то они надеялись, как выразился один пенсильванский радикал в 1775 году, опустить «джентльменов… до нашего уровня» и добиться того, чтобы «все сословия и условия получили свою справедливую долю богатства». Другие представители среднего сословия все больше осознавали своё отдельное, но равное положение и начали, например, оспаривать право дворянства сидеть в отдельных ложах в театрах. Некоторые из них даже взялись писать пьесы и строить театры, предназначенные для их собственного среднего рода.

Конечно, между этими средними слоями населения существовали огромные различия. Например, ремесленники или механики варьировались от очень богатых до малообеспеченных. Некоторым, например пекарям и каменщикам, требовался большой капитал для вступления в профессию, и поэтому они были богаче большинства. Другим, например ювелирам и часовщикам, требовались специальные навыки, что ограничивало их число и повышало доходы. А другие, такие как ткачи и сапожники, занимали более низкое положение и были беднее. Но все эти торговцы и другие люди среднего достатка, как правило, были объединены общим антагонизмом к будущей аристократии, стоящей над ними.

Социальная борьба, развернувшаяся в течение трёх-четырёх десятилетий после революции, особенно в северных штатах Америки, в основном велась между этими средними слоями населения и дворянством-аристократией, претендовавшей на «возвышение над остальными». Повсюду, но особенно на Севере, десятки тысяч амбициозных людей среднего достатка — коммерческие фермеры, мастера-ремесленники, торговцы, лавочники, мелкие торговцы и все те, кого позже стали называть бизнесменами, — приобретали не только значительное богатство, но и некоторую образованность, вежливость и осведомлённость о большом мире.

К 1780-м годам будущим аристократам стало трудно противостоять таким вызовам. В дебатах с некоторыми представителями среднего рода на ратификационном съезде в Нью-Йорке в 1788 году Александр Гамильтон признал, что в Америке каждый губернатор, каждый член Конгресса, каждый магистрат, каждый офицер ополчения, да что там, «каждый знатный человек был аристократом». Если это так, то каждый избранный или назначенный на эти должности становился джентльменом-аристократом. Проблема стала очевидной во время Революционной войны. К большому неудовольствию более авторитетного дворянства, такие представители среднего рода — «сыновья фермеров или механиков, которые бросили плуг или мастерскую», чтобы поступить на службу в армию в качестве офицеров, — пытались использовать свои полномочия младших офицеров, чтобы претендовать на статус джентльменов. Люди среднего достатка, избранные на политические должности в 1780-х годах, делали то же самое: они утверждали свой дворянский статус одним лишь фактом избрания, не приобретая всех культурных атрибутов джентльменов.

Эти представители среднего класса начали важную социальную борьбу, которая в итоге превратила их в доминирующий «средний класс» XIX века. Когда люди того времени говорили о борьбе между немногими и многими, или аристократией и демократией, происходившей в обществе ранней Республики, они имели в виду именно эту социальную борьбу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука