Империя тишины

Цай-Шэнь больше нет. Ее разрушили сьельсины. Я задумался о том, сохранили ли эти камни белый цвет или война превратила их в черные. Какая жестокая шутка богов или самой судьбы настроила этот экран на пейзаж Цай-Шэнь? Я протянул руку сквозь изображение и прижал пальцы к металлу стены. Затем развернулся, стараясь не думать о том, что этот храм и вся остальная планета превратились в расплавленное стекло. Экран зашипел и погас, оставив только вечерний свет, что проникал сквозь высокие окна по обеим сторонам от него. Скачки напряжения были таким обычным делом в замке, что я даже глазом не моргнул, зато решился снова постучать в дверь и подергал ручку.

– Валка?

Дверь оказалась не заперта. Может, ее специально оставили открытой? Или замок испортился из-за перебоев с питанием? В любом случае я уже открыл дверь в помещение, куда не должен был заходить.

«Ну хорошо, дружище, ты идешь или нет?»

Даже без света я заметил, что комнаты Валки богаче и просторней, чем мои. При этом здесь был ужасный беспорядок. Я остановился на мгновение, заметив зеленое нижнее белье на полу комнаты, в которую зашел без разрешения. Этот беспорядок делал Валку человечней, хотя я, как всякий юноша, цеплялся за распадающийся идеальный образ. Одежда была разбросана по полу, висела на спинке стула, лежала поверх документов и магазинных чеков на маленьком сервировочном столике и на большом обеденном столе. Мне пришлось напомнить себе, что объект моих нежных чувств – это живой человек, а не бесплотная мечта.

Собравшись с мыслями, я откашлялся и произнес слабым голосом:

– Доктор Ондерра? Дверь была не заперта, и я… Мы собирались встретиться сегодня вечером.

Ответа не последовало. Сознание того, что я проник в чужое жилище, все возрастало – и это была чистая правда, – но я уже зашел слишком далеко, чтобы отступать.

Не решаясь двинуться дальше, я снова заговорил:

– Доктор Ондерра? Валка? Это я, Адриан.

Наконец я отыскал ее, она сидела спиной ко мне на широком подоконнике, скрытая за занавеской. Обойдя забытые на полу брюки, борясь с противоречивыми эмоциями и мыслями о том, что Валка может оказаться неодетой, я осторожно подошел ближе и встал так, чтобы она увидела меня.

Она сидела одетой, но с закрытыми глазами. Задремала?

– Доктор?

Она открыла глаза, но не сразу поняла, где находится и кто я такой.

– Адриан? Как вы сюда попали?

Низко и порывисто поклонившись, я сказал:

– Дверь была не заперта. Я не знал, специально ли вы оставили ее открытой или это случилось из-за перебоев… – Я обвел рукой темную комнату. – Пора в самом деле как-то с этим разобраться. Если в комнатах посла двери будут так же не закрываться…

– Значит, – усмехнулась Валка, – мне повезло, что такой молодой человек, как вы, ворвался в мою комнату, чтобы защитить меня.

Я смутился и замолчал, пока не вспомнил, что Валка намного старше меня, что она результат генетических изменений, мало отличающихся от моих собственных. Я понял, что она подтрунивает надо мной, покраснел и счел за лучшее отвести взгляд.

– Простите.

– Прощаю, – сказала она с улыбкой на бледном лице. – На первый раз.

Именно этот момент выбрал свет, чтобы снова включиться с легким жужжанием, которого мы не замечали, пока оно не стихло. При освещении беспорядок в комнате выглядел еще ужасней. Я смущенно попятился, глядя на сервировочный столик возле дивана, накрытого скомканным одеялом. Помимо недоеденного ужина, стол занимали бумаги – как новые, так и пожелтевшие, вероятно старше меня. В отличие от обстановки в комнате почерк у Валки был поразительно аккуратный. Я не смог разобрать тавросианскую вязь, но сразу опознал эскизы рельефного письма умандхов. Валка зарисовала несколько обручей, слипшихся между собой, словно мыльные пузыри. Они мне напомнили… напомнили…

– Вы когда-нибудь видели ударитану сьельсинов?

Я похлопал себя по карманам, лишь с запозданием вспомнив, что не прихватил ни ручку, ни блокнот. Помимо обычных портретов, пейзажей, а также иллюстрированных цитат, там были образцы, которые я хотел показать.

– Еще раз, пожалуйста? – удивленно захлопала глазами Валка.

– Их письменность! – радостно улыбнулся я. – У вас, случайно, нет…

Валка, словно из пустоты, достала ручку и бросила мне. Я машинально схватил ее и угнездился на краешке дивана, затем нашел среди беспорядка чистый лист бумаги.

– Можно?

Она разрешающе махнула рукой. Чернила были плохие, но это меня не остановило.

– Бледные используют такое нелинейное письмо в искусстве. В поэзии, на монументах и так далее.

Я протянул ей листок с наскоро вычерченными значками. Пока Валка их рассматривала, я встал и подошел к занавеске, за которой она сидела, чтобы посмотреть через плечо.

– Видите, они используют относительный размер и взаимное расположение логограмм для передачи грамматической структуры, – я показал на вьющуюся цепочку знаков, постепенно уменьшающихся в размерах, – так что вся эта строка – эта фраза – подчинена одной теме.

Она посмотрела на меня, изогнув бровь. Внезапно стушевавшись, я почесал затылок.

– Возможно, я ошибся в одном из знаков, но смысл вы поняли.