Заключенные прижались друг к дружке, бугор влез в тамбур, кинул под ноги тяжелый рюкзак, аккуратно установил на место лист фанеры. Двигался он ловко, бесшумно, даже грязные тряпицы не шелохнулись. Зашуршал гравий, распахнулась водительская дверь, тягостно заныли пружины сиденья. Спустя пару мгновений заурчал мотор, грузовик тронулся с места.
– С Богом… – едва слышно прошептал Стрельников и перекрестился.
Шофер переключил передачу, старенький двигатель недовольно фыркнул, машина покатила быстрее. Кащей закрыл глаза, перед мысленным взором объявилась полоса ограждения. Он лучше остальных беглецов знал территорию промышленной зоны. Сейчас грузовик повернет налево, и остановится у пропускного пункта. Рабочие зоны в Красноярском крае снабжены простейшей системой охраны, по углам часовые в будках, два ряда «колючки», пропускной пункт с раздвижными воротами. Каждое утро зеков вывозят в тайгу на лесозаготовки. Стоит охраннику толкнуть доску ногой, она рухнет, явив миру четверых приплющенных меж собой, будто шпроты в банке, заключенных. Кащей нервно тер ладони, на лбу выступила холодная испарина. Малыш по – прежнему шевелил губами – все молится, чудак! Степа закусил губу до крови, по подбородку стекла тонкая струйка крови. И только Стрельников равнодушно прикрыл глаза, ни дать ни взять, рабочий человек мирно дремлет в общественном транспорте, ожидая остановки.
Грузовик остановился. Хлопнула водительская дверца, через тонкую переборку доносились голоса. Слов не разобрать. Громкий смех, будто ворона каркает, едкий запах дешевого табака донесся с улицы. Распахнулась дверь в кузов, Степа вцепился зубами в собственную руку. Старшина положил ему на плече тяжелую ладонь, прижал указательный палец к губам. Костенко быстро кивнул головой, словно проверяя на прочность крепость шейных позвонков. Голос дежурного офицера слышался отчетливо и ясно, как будто вся компания собралась в одной комнате.
– Ну и грязища у тебя, Равиль!
– Не мое добро, товарищ капитан! Наверное, сменщик тряпья накидал…
Дверь захлопнулась, теперь веселился водитель Равиль. В отличие от капитана, он смеялся тихо, часто, будто чай горячий прихлебывает. Наконец заурчал двигатель, машина неторопливо выкатила за ворота.
– Твою мать… – выругался Кащей, вытер ладонью пот со лба. – Кажись, пронесло… Что дальше будем делать, бугор?
– Молчать и ждать! – Стрельников сладко зевнул, будто очнулся от сна. Машина бодро неслась по укатанной дороге. Вскоре грузовик сбавил темп, шофер включил пониженную передачу, повернул налево, и медленно катил, переваливаясь на ухабах.
– Пора! – кивнул старшина. Он толкнул лист фанеры, тот с грохотом упал на пол кузова. – Костенко, бери мешок!
Степа послушно подхватил рюкзак, продел руки в лямки. Крепкий деревенский парень, такому не привыкать таскать тяжести. Четверо беглецов выскочили из заточения, с наслаждением разминая затекшие ноги. Рессоры у старенького грузовика оставляли желать лучшего, люди упирались руками в стены, чтобы не упасть. Только Стрельников стоял ровно, как старый морской волк на палубе. Он шагнул к переборке, отделяющей кузов от водительской кабины, и ударил по ней кулаком. Грузовик притормозил. Рука Ершова метнулась в карман робы, пальцы нащупали надраенную до бела стальную заточку. Во рту появился медный привкус, зубы выбивали дробь.
– Кто там, мать вашу?! – заорал шофер.
Старшина распахнул дверь, выскочил наружу. Тяжелый запах кузова наполнился ароматом весеннего леса, кричали сороки, неся миру весть о появлении в тайге опасных и безжалостных охотниках. В двух метрах стоял коренастый кривоногий мужичок лет сорока. Черные монголоидные глаза смотрели на беглых урок без признаков страха, в руках он сжимал короткий обрез. По закону, вольнонаемным запрещалось иметь оружие, но суровая тайга диктует свои условия, и подполковник Зубов закрывал глаза на нарушения подобного рода.
– Ты! – он навел черное дуло. – Живо на землю, остальные выходят по одному!
– В обрезе два ствола, Рэмбо! – мягко, по – отечески улыбнулся бугор. – Это означает два выстрела без перезарядки. Одного из нас ты замочишь, а что с остальными делать будешь?
– Я сказал, живо ложись на землю! Тебя я первого прикончу, сука! – губы у шофера дрожали, смуглое лицо посерело, пальцы впились в приклад мертвой хваткой.