Империя. Цинхай (СИ)

Сандо смотрел на Николь, ещё раз осилившую бросить на него взгляд, обвиняющий, зовущий, не понимающий, почему он не обнимет её хотя бы в этот страшный час? А если этот час последний? У наёмника на шее, среди прочих амулетов, висела крошечная амфора, в каких в прежние времена носили благовония или духи. На Утёсе богов такие амфоры вольным братьям раздавали для других целей, с другим содержимым. Среди старейшин был чойчжон, ведающий ядами и противоядиями. Он знал секрет средства, справляющегося с любым из известных ядом, и выдавал одну его порцию каждому наёмнику на год, чтобы тот мог себя спасти, если вдруг настигнет такая беда, и его попытаются уничтожить через отраву в еде. Второй порции в год не полагалось, наёмникам давался один шанс, в остальных случаях они сами должны были быть умнее и предугадывать угрозу своей жизни. Сандо схватился за эту амфору, сжав её в кулаке. Он знал, что тайное лекарство чойчжона поможет, но так же и знал, что его наняли ради безопасности Дами, и добровольная помощь Николь выдаст их отношения. А если не выдать их отношения – она умрёт. Сандо много раз видел, как действует тот или иной яд. На Утёсе не щадили ни своих, ни чужих. И он знал по всем признакам, которые проявляло отравление Николь, что пока придёт доктор – обратного пути от смерти уже не будет. А в дверях толпилось всё больше людей. Девушка сжимала зубы и молчала, хотя ей хотелось кричать уже не только от физической боли, но и для того, чтобы умилостивить возлюбленного и заставить его подойти к себе. Она чувствовала – это их последняя встреча. Слёзы текли по щекам, бледнеющим и обескровленным, но она хотела и перед смертью показать, что жестокость равнодушия будет на его совести, и она их не выдаст, смолчав и не обратившись к нему, как он от неё и требовал. Как требовали обстоятельства и условия, в которых они спутали свои судьбы.

Сандо оттолкнул мельтешившую перед ним служанку, упал рядом с Николь на пол, и, перехватив у Энди даже её руку, поднял её голову, кладя на свои колени. Сорвав с шеи противоядие, он вырвал зубами пробку и поднёс амфору к серо-синим губам китаянки.

- Пей! – грозно прошептал он. Николь застыла, на мгновения забыв даже о боли. Ресницы задрожали, а мокрые глаза уставились на вольного брата, не верящие, что он сделал это. – Пей! – поторопил её Сандо.

- Не надо… - Изогнувшись и опав обратно, Николь подавила очередной крик. – Ты не должен…

- Пей! – Девушка схватилась за живот и согнулась пополам, закричав опять и уже не управляя собой. Тяжело задышав, Сандо больше не думал. Он принимал решения и действовал. Вылив противоядие себе в рот, он поймал лицо Николь, крепко зафиксировал его в своих ладонях и прилип к ней поцелуем, через который перелил лекарство. Он не отрывал свои губы, пока не было проглочено всё до последней капли. Секунды отсчитывали жизнь Николь, медлить было некогда. Золотой осознавал, что выдал их связь и роман, но он и осознавал, что не может поступить иначе, оставшись у стенки наблюдать, как в агонии погибает та, что отдала ему своё сердце, а за ним и тело, всю себя. На весах лежали сохранность Николь и его репутация. Наёмник слишком гадкое и тёмное существо, чтобы печься о репутации, хотя, возможно, теперь на Утёсе богов будут на него смотреть по-другому, когда узнают, что самый первый и лучший воин размяк от чувств в сухих горах Цинхая. Возможно, какая-то репутация всё же должна была быть.

Поцелуй подействовал на Николь, как обезболивающее. Она обмерла и ослабла в руках Сандо, прекратив малейшие движения. Энди, открывший у себя на глазах нечто, о чём в своём доме не подозревал, чуть отодвинулся, позволяя вольному брату действовать, поскольку видел уверенность его движений и поступка и доверился в спасении дочери друга. Дами круглыми глазами смотрела на своего телохранителя, словно видя впервые. Этот человек пугал её, страшил, вызывал опасения и отталкивал, потому что выглядел самым беспощадным и злобным из всех, кого она знала, и вот он баюкает на руках едва не скончавшуюся девушку, целуя её вспотевший лоб и прижимая к своей груди, вытирая с восковых, сизых щёк слёзы, отводя свои глаза от изумлённых взглядов публики.

- Вот же дело дрянь! - послышался голос Эдисона Чена. Кто-то повернулся к нему, кто-то нет. Никто и не заметил, когда он тоже оказался в числе зрителей. – Кто-то жёстко надумал подставить меня перед Николасом… я уезжаю! Скоро он будет здесь, а мне не нужна заваруха.