Империя. Цинхай (СИ)

Ночь прошла намного тяжелее многих, которые Сандо провёл за последние месяцы. Ещё вчера он обнимал Николь, а теперь лежал один, имея возможность только думать о ней, вспоминать её. Мужчина начинал себя бранить за то, что позволяет подобному происходить в своей голове, что не прогоняет из себя эти странные чувства. Те самые, которые окончательно умерли давным-давно. Он же не может любить, черт возьми, больше не может! Что же он испытывает к Николь? Жалость? Что-то братское или даже отеческое? Нет, с отечески-братской любовью не хочется так жарко сжимать кого-либо в руках, не хочется без устали целовать губы, не хочется раздевать и покрывать поцелуями кожу живота, бёдер, колен. Может, это похоть? Секс вошёл в привычку, и отказаться от него не в состоянии организм. Нет, с обычной похотью не хотят видеть по утрам улыбку, не хотят шептать на ухо нежные слова, не вытаскивают из-под головы плечо так, чтобы не разбудить, любуясь на подрагивающие во сне ресницы.

Джин ушёл на дежурство вместе с Марком, Сандо слышал, как тот быстро собрался. Чуткий сон наёмника не давал оставаться незамеченным ничему, но теперь он не мог уснуть: поспал всего три часа, а дальше спать не хотелось. Трогая указательным пальцем почти не выпирающий шрам под сердцем, он лежал в темноте, вдруг ощутив себя точно как в тот час, когда проснулся в реанимации, уверенный, что уже на том свете. Но постепенно мозги вставали на место, врачи и обстановка давали понять, что для загробного мира слишком обыденно, и мужчине предначертано жить дальше. Зачем? Для чего? Среди золотых он нашёл ответ. Николь заставила задаваться новыми вопросами.

К двери тихо приблизились шаркающие женские шаги. Постучали. Сандо спрыгнул с кровати, в мгновение натянул штаны и открыл, застёгивая ремень. За порогом стояла одна из молоденьких служанок. Её глаза нечаянно сразу упали на пряжку, и она, разрумянившись, подняла их к лицу вольного брата.

- Прошу прощения, вас к телефону.

- Меня? – Наёмник не имел мобильного, а те, что имелись у кого-то из гостей и слуг, перестали работать из-за глушилок. Звонки производились только через проводной аппарат, который прослушивался синеозёрными. Сандо не на шутку удивился, но тут же стал догадываться, кому он понадобился, кто мог ему звонить.

- Госпожа Николь, - подтвердила служанка.

Мужчина пошёл туда, куда ему указали. На тумбочке в углу коридора стоял телефон, рядом лежала снятая трубка. Служанка подождала, когда Сандо возьмёт её в свою ладонь и, присев в книксене, оставила его.

- Да? – отозвался золотой, собирая свою волю в кулак и следя за языком. Разговор не только слушают, но могут и записывать.

- Сандо! – встревожено и обрадовано воскликнула Николь. – Сандо, я не разбудила тебя?

- Нет, откуда ты звонишь?

- Из больницы. Я отошла в туалет с мобильным, чтобы поговорить с тобой, Николас так следит за мной, что и шагу не ступить! Сандо… - снова произнесла она, как призыв, как просьбу, как начало молитвы. Он молчал, слушая. – Николас сказал, что отсюда заберёт меня в Синьцзян, что не даст мне вернуться в Цинхай, пока не найдёт того, кто желал мне смерти. Сандо, а если он его не найдёт? Я не знаю, допустит ли отец тебя в Синьцзян, послушай… расследование может занять недели, месяцы! Сандо, я не смогу без тебя так долго, не смогу! – едва не сорвалась на громкие заверения Николь, но, видимо, вспомнила, что где-то там рядом брат, и вернула приглушенный уровень звука. – Ты приедешь в Синьцзян, если я это устрою? Приедешь?

- Я нанят охранять госпожу Лау, Николь. До тридцать первого декабря включительно я занят, - излишне жестоко, но не случайно именно так сказал он. Неужели она не понимает, что роману конец? Неужели не понимает, что они – недопустимая связь, слабость друг для друга, бельмо на глазу для многих вокруг? Что у него есть долг, другая жизнь. И она, молодая девушка, не может остановиться на стерилизованном вольном брате. Ей нужен нормальный парень, бизнесмен, нефтяник, инженер, директор фабрики. Но не наёмник, летающий по миру, чтобы убивать.

- Боже, до Нового года! – страдальчески проныла она. – Это так долго… я не представляю, как проживу без тебя хотя бы день, мы должны что-то придумать. Сандо, давай сбежим? Забери меня отсюда, и мы сбежим, потеряемся где-нибудь, спрячемся, а? – Золотой повторил про себя историю Николаса. Даже в горах Тибета, где порой невозможно что-либо отыскать, нашли жену и сына, убили. Где спрятаться? Как? От кого? Если бы знать, от кого. Прежде всего, необходимо узнать, кто пытался отравить Николь, без этого прятаться бесполезно. – Ты тут? Ты слушаешь?

- Да, - отозвался Сандо.

- Николас хочет увезти меня завтра. У нас один день, чтобы придумать что-то. Лучше всего сбежать ночью.

Наёмник продолжал хранить молчание. Николь опять занервничала, не слыша ласковых слов, к которым привыкла, не видя глаз, оттаивающих, когда смотрят на неё. Не держа возлюбленного за руку, она терялась и переживала, не представляя, куда девать свою рвущуюся любовь.