Империя. Цинхай (СИ)

Одним из первых, кто хотел старшую дочь Дзи-си, был Дэсон, его родной брат, однажды развёрнутый у входа в эту спальню. Каково же будет его лицо, если Джин переспит с красавицей Западного Китая! Золотому приятно согрела душу эта фантазия. Но решится ли он изменить Дами по-настоящему? Убеждая себя вынужденностью брака любимой с Энди, Джин не позволял себе никаких мыслей об измене со своей стороны, ни в качестве мести, ни в качестве законного вознаграждения. Нет, если Дами пришлось терпеть навязанного мужа, то Джин был свободен от принуждения. Но что же теперь? Он не должен радоваться возможности и тому, что загнан в ловушку. Он и не радовался, но какие-то причины для любовной, физической связи с Викторией находил. Только как это объяснить Дами? Как доказать ей, что если он слушал её стоны под супругом, то и ей нужно с пониманием отнестись к их положению разоблаченных? Ведь если она не поймёт и возненавидит его – Джина, то на кону будет стоять уже не их любовь, а жизни. Дами позволит брату избавиться от более неинтересного ей любовника – золотого, о чём Дракон наверняка мечтает. Дракон отдаст приказ Сандо, тот его не выполнит, скомпрометировав себя, и либо полетят головы, либо им с Сандо придётся уноситься отсюда неведомо как, круша надежды на ликвидацию Дзи-си, к которому они пока что медленно приближаются. Поэтому, во что бы ни стало, расположение Дами надо сохранить, а затем и тайну того, что он будет якобы с Викторией, Джиёну хватит и сплетни, чтобы взяться за истребление горе-зятя. А именно им по религиозным канонам приходился ему Джин.

Золотой подготовил две записки. Первая предназначалась Сандо. В ней он подробно и прямо излагал произошедшее: разоблачение Викторией, её шантаж, вернее условие. В конце Джин задал вопрос, как быть? Хотя тут же, выше, уже изложил, как намерен действовать по собственному усмотрению. Вторая записка адресовалась Дами. Её написать было сложнее, Джин только знал, что она должна её прочесть каким-то образом во время их объяснения, чтобы поняла происходящее. И на тонкой внешней стороне листка он вывел: «Молча читай и не слишком меня слушай». А потом, тщательно подбирая каждое слово, он кое-как открыл большую часть случившегося, но без таких подробностей, которые излил Сандо. «Цянь выследила нас и всё узнала, - писал Джин, - она пригрозила всё рассказать Энди. Чтобы они не могли и подумать, будто ребёнок мой – я солгал, что мы сошлись недавно, что это вышло случайно, и никакой любви нет. Прошу, подыграй, пойми, на каком краю мы находимся. На какое-то время придётся разлучиться, но при первой же возможности мы поговорим и решим, как быть дальше». Джин перечитал. Нужно ли сообщать Дами, что Виктория хочет его в свои возлюбленные? Нет, это он обязан сказать ей лично, без посторонних.

Записку Сандо Джин спрятал под чехлом его боевой палки. Туда бы не рискнула соваться никакая прислуга, да вообще никто, оружие наёмников – их святыня, и за прикосновение к нему можно остаться без рук. Зато Сандо сам сразу заметит, что палка стояла немного иначе, полезет проверять и обнаружит послание. Устроив всё и наспех перекусив перед сном, Джин завалился на кровать и забылся. Утром его ждал душ, завтрак, а затем наступала очередная смена дежурства, на котором его встретили кричащие и возмущенные глаза Дами, не понимающей, почему он не пришёл ночью? Ведь она отводила Сандо и Джексона пройтись перед сном, давала возможность Джину проникнуть в её покои, но он не пришёл! Не явился к ней, когда нет Энди, а такие ночи выпадают не часто! Но что-то в лице возлюбленного подсказало ей, что причина отсутствия была не шуточная, и всё гораздо хуже. Дами интуитивно напряглась. Но они не могли ничего сказать друг другу, задать вопрос, намекнуть. Марк был рядом, служанки были рядом, Фэй была рядом. День длился и тянулся, а им становилось всё неуютнее. Когда после обеда Виктория подошла к госпоже Лау и предложила той зайти к ней после ужина и выпить вдвоём чай, Джин едва не стал подавать знаки, но не сделал этого, владея собой. Дами тоже никак не проявила тревогу, но мужчина чувствовал её, он не спрашивая и не касаясь ощущал, как идут вибрации от любимой, переживающей непонимание и житейский испуг от неизвестности.