Империя. Цинхай (СИ)

- Тебя опять отлупил Николас? – самодовольно скрестила она руки на груди, которой почти не виднелось. Сандо проследил за её глазами и почувствовал небольшую боль в районе нижней губы. Он и не чувствовал, что она разбита! Видимо, досталось в одном из размахов. Высунув кончик языка, и приложив его к ссадине, Сандо сдвинул брови, не собираясь отвечать. – Взялся за старое? Играть в молчанку? – Наёмник обошёл её, двигаясь дальше. Не обращать внимания, ни малейшего! Ему ни к чему эта заноза, пусть перебесится без его участия. – Если ты боишься брата, - заставила она его притормозить продолжением односторонней беседы, - то он завтра уезжает. Может, это пробудит в тебе немного мужской смелости?

- Я в курсе, что он уезжает, – спрятав язык, Сандо приложил к губе указательный и средний пальцы. – Почему тебя с собой не берёт?

- Чтобы твоя жизнь не превращалась в сказку, - с издевкой бросила Николь, видя во взоре наёмника прежнее раздражение. А ей начинало казаться, что вот-вот там появится нечто другое… нечто.

- Ты несколько раз пыталась под меня лечь. Думаешь, что мне испортит жизнь порция халявного секса?

- Я не пыталась под тебя лечь! – оскорбилась формулировкой девушка. – Я проверяла тебя, способен ли ты быть мужиком, или твои функции ограничиваются убийствами. Рычажок-то в штанах работает?

- Он реагирует, для начала, на грудь, когда она есть, - ухмыльнулся Сандо, но Николь сразу же подлетела к нему и собралась ударить его по лицу, желательно по и без того разбитой губе. Однако наёмники не тот сорт мужчин, которому можно успеть нанести травму, будучи непрофессиональным бойцом. Пойманная за запястье, девушка буквально повисла на нём, больно сжатом. Стараясь не скулить и не просить отпустить её, она переминалась, мученически кривя лицо. – Ты подошла поближе показать мне свою?

- Последний, перед кем я стала бы раздеваться – это ты!

- Потому что хочешь, чтобы я раздел тебя сам? – улыбнулся одним уголком рта Сандо.

- А разве так не правильно? Чтобы мужчины раздевали женщин, а не они сами обнажались.

- Что ж ты тогда лезешь-то ко мне сама? – резко отпустил мужчина Николь, отбросив её покрасневшую в месте захвата руку. Отступив на шаг, она поджала губы и отвела глаза.

- А что ещё мне делать, если самому полезть тебе не придёт в голову! – выкрикнула она. Сандо покачал головой, закатив глаза и пытаясь не выходить из себя. Она раздражала, она бесила и напрашивалась на то, чтобы взять её за шкирку и швырнуть, как пьяницу из закрывающегося бара. Но он подумал, что неплохо было бы прекратить её приставания и нападки, развернув к стене и сдёрнув с неё штаны, оголив её худую задницу… В горле стало першить и сохнуть. Зачем он представил себе голой эту задницу? Там костей и мяса-то – с кулачок. Он может закинуть её себе на плечо и даже не почувствует веса. Голая попка на плече, боже мой, какие позы пронеслись перед глазами! Сандо моргнул и, подняв указательный палец, погрозил им, ничего не сказал и пошёл дальше. – Куда ты? – не успокоилась Николь, спросив вслед.

- В душ. – Он оглянулся. – Опять со мной хочешь? Там придётся раздеться. Самой.

- Тогда я лучше приду к тебе ночью. В спальне меня разденешь?

- Вообще-то, я делю комнату с Джином.

- Ты его смущаешься?

- Я? У кого-то защемило… затряслись поджилки спустить исподнее на кухне, и ты винишь в трусости меня?

- Я не испугалась! – Николь уже гневно и тяжело дышала. – Было изначально понятно, что ты ничего не доведёшь до конца! Ты провоцировал меня, но не был готов дойти до секса сам!

- Хорошо, если тебе так угодно – не был готов я.

- Мне так не угодно! – топнула ногой Николь.

- Женщина, как тебя понять?!

- Никак! – обиделась девушка на то, что с ней согласились в том, что она требовала опровергнуть, поэтому развернулась и стала уходить сама. Но она не могла уйти добровольно, пока Сандо стоял на месте. Она вообще не могла долго находиться там, где его нет. Вот уйдёт она, и что дальше? Будет искать его, и сочинять, как снова с ним столкнуться. Он возбуждал её физически до такой степени, что всё воображение ежеминутно было занято им, и эти неугомонные, неудовлетворяемые фантазии перетекали в ненависть и желчь. Раньше на неё так действовал только Николас, в этом Сандо был прав. Нездоровые и кровосмесительные мечты проскакивали в её мыслях, когда ей было лет четырнадцать-пятнадцать. Гормоны тому виной или отсутствие любви со стороны близких, Николь не могла сказать. Тогда ещё старший брат был наёмником, редко появлялся дома, и каждое его появление становилось приездом сказочного принца, непобедимого героя, идеального парня, которым был доволен до самозабвения отец, - в ту пору он ещё умел быть чем-то доволен, - но осознание родства и извращенности физической любви между сестрой и братом никогда не позволяли девушке переходить рамки, а потом она и переросла те девиации.

Остановившись, Николь бросила:

- Я приду ночью.