Империя. Цинхай (СИ)

- Я согласна, я понимаю, прости, я знаю, что ты не можешь быть моим, прости, что так сказала, только пожалуйста, будь тогда ничей, пожалуйста, Сандо, пожалуйста… Не будь с другими, я не смогу этого выдержать… Не заводи никаких отношений ни с кем, иначе, в самом деле, лучше возымей жалость и убей меня, но не спи с другими, не целуй их, если меня не целуешь, не трогай их, не смотри на них, я прошу тебя, Сандо… Ничей. Ты ничей. Я знаю, я поняла.

- Ты будешь указывать мне, на кого смотреть и кого трогать? – поджав губы, силился придерживаться своей роли вольного брата мужчина. Николь загнано, на секунду подняла глаза и опять их опустила.

- Скажи, что ты хочешь, чтобы я сделала, чтобы ты исполнил мою просьбу? Я сделаю всё, только не заводи роман с Эмбер, ни с кем здесь… Что тебе нужно?

- Чтобы… ты… забыла меня, - поймав себя на том, что с какой-то болезненной горечью произнёс это, Сандо испытал к себе презрение. От произнесённой вслух просьбы грудь обожгло огнём. Он знал, что Николь теперь выполнит это, знал, каких мук и страданий ей это будет стоить, как теперь в десять раз сильнее её будет скручивать по ночам тоска, потому что она пообещает забыть его и не станет бегать по дворцу в его поисках, донимать его. Станет ли с ним вообще разговаривать? От его просьбы Николь зажмурила глаза, и из-под ресниц пролилось несколько крупных слёз. Она ещё несколько раз дернула грудью, душа плач.

- И тогда… если я забуду тебя… я не увижу тебя с другой? Ни с одной другой?

- Никогда.

- Тогда я обещаю. Я… - Николь смелее подняла лицо и, найдя чёрный взгляд Сандо, устремила в него свой, карий. «Удивительно тёплый и красивый цвет» - заметил наёмник с благоговением. Ещё никогда глаза Николь не были такими красивыми, но ему хотелось осушить их и сделать счастливыми, а счастья там не было до самого дна, и на дне не присутствовало тоже. – Я больше не потревожу тебя, Сандо.

- Отлично, - натянуто улыбнулся он. – Я выполню свою половину уговора. Ты не увидишь меня ни с кем. Потому что я ничей, и таковым останусь. Я принадлежу только Утёсу богов. – Как бы откланиваясь, Сандо сделал глубокий кивок и поторопился прочь из зала. Горло перехватила сухость, и сердце билось бешено. Ещё одна слеза, ещё один взгляд этой ненормальной, и он сделает её нормальной – даст и нежности, и заботы, и почки, и кровь, если понадобится, что ещё ей необходимо? Любви? Сандо ускорил шаг. Бежать, бежать! И больше никогда не ввязываться ни во что подобное. Он отдал бы свою жизнь за Николь, потому что он золотой, и его долг спасать ценой своей жизни других, но если её спасение зависит от любви, которую золотой дарить не в праве? Если для него дарить любовь, всё равно, что дарить жизнь, одно и то же, то погибнет он в любом случае. И до этого случая осталась невидимая черта, которую ещё не перешагнули, а как избежать рокового шага, если черты не видно?

Джексон и Марк стояли у дверей спальни госпожи Лау, как те статуэтки-помеси собаки и льва, что ставились у китайских дворцов и храмов в защиту от злых духов, и чтобы напугать грозным видом суеверных врагов. Но молодые и достаточно симпатичные юноши вряд ли могли кого-то испугать внешностью, поэтому им необходимы были боевые навыки, а восьмой сын в них не спешил продвигаться. Найдя себе низкий стульчик, он поставил его на сторожевом посту и вставал, только если мимо кто-то шёл, в остальное время утруждать себя он не видел смысла.

- Какая же скукотища… - пожаловался он, рассматривая линии на полу, образованные стыками паркетных фигурных досок. – Неужели я проведу так всё лето? Как бы хотелось, чтобы отец позвал меня обратно, в Синьцзян.

- Тогда будет скучно мне. Чем тебе нравится этот Синьцзян? Что там есть такого, чего нет здесь?

- Там я не должен служить стражником какой-то Квон Дами!

- Тише! – шикнул Марк. – Она, вообще-то, уже госпожа Лау, уважай супругу Энди.

- Да я же так, без зла сказал. Я сын повелителя Синьцзяна, почему я тут за прислугу? Хотя, ты прав, дома обычно ещё хуже, меня ставят на место и постоянно напоминают, что оно у меня – последнее. А тут на меня просто не обращают внимания, да, определенное преимущество в этом есть.

Служебная дверь, метрах в трёх-четырёх от них, которая тоже была под их надзором, потому что вела в комнаты горничных, что соседствовали со спальней Дами, открылась, и оттуда вышла горничная, собравшая грязные вещи для стирки. Джексон поднялся, наблюдая, как она идёт неспешно мимо, думая о своих обыденных делах и занятиях. Подождав, когда она с ним поравняется, он опустил руку и ущипнул её намного ниже талии. Подскочившая, девушка выронила педантично уложенную стопку и, прежде чем начать подбирать что-либо, влепила оплеуху Джексону.

- Эй, ты знаешь, на кого подняла руку? – недовольно потёр он щёку под ехидным взглядом Марка. Девушка, примерно его одногодка, тоже лет двадцати, села на корточки, укладывая вещи заново, но уже кое-как, беспорядочно.

- Мне без разницы, если человек ведёт себя неприлично – он никто, - проворчала она нравоучительно.