Империя туч

"Но – ты ведь ожидал меня найти. Зачем было тебе ехать именно на Дальний Восток?". Попивая жирный тибетский чай в по-европейски устроенной гостиной на втором этаже Японской Миссии. "У меня нет вашего адреса. Знаю лишь, что Хоккайдо. Письма идут через Бюро Колонизации". "Так что, по делам?". Прихлебывающий звук, выдох. "У Австро-Венгрии имеется концесия на Тьенсин, ох, ладно, буду признаваться и дальше: у меня имеется полномочие от организации в стране, чтобы по австро-венгерским паспортам вытащить военнопленных поляков, захваченных японцами из рядов русской армии. На острове Сикоку имеется лагерь военнопленных Мацуяма, там держат сотни поляков". "Но – Пекин? И что как раз ты – случайность?". "То, что я – не случайность. Сам выпросил. Чтобы при всем этом попытаться каким-то образом найти вас. Но вот Пекина никак не ожидал. В Токио меня догнала телеграмма из Кракова, раз уж были объявлены переговоры Одиннадцати. Похоже, никакого другого человека поближе у них не было. Пилсудский хотел ехать лично, по причине контактов с лондонским послом Хайяши Тадасу, но тем временем в стране сделалось беспокойно. Это же месяцы дороги, Атлантика, Америка, Тихий океан. Тем временем, империи здесь заново станут перекраивать карты мира, а за столом Польши нет. Только я. С чуть больше, чем с десятком тысяч таэлей на взятки и без знания языка. Только не говори, что не поможешь".

Ага, так вот в чем цель. Вот он – предлог.

Якуб подсматривает за Эзавом. Когда тот беседует с японскими офицерами и сановниками, по-японски, в японском стиле, будучи японцем.

"Я уверена, что ни Императорская Армия, ни министерство не будут иметь ничего против встречи отца с сыном. Я могу попробовать получить такое разрешение. Когда вы посетите Японию?". Кийоко слегка кланяется, когда Якуб обращает к ней взгляд. Сегодня она в кимоно кофурисоде, с волосами в осуберакаси, и вот как считывает тот лисий холод в глазах брата Эзава при виде себя: я ее не знаю и не узнаю ее.

Потом это меняется, когда Якуб видит непринужденную свободу Эзава в отношении Кийоко.

Показ свежих стереоскопических снимков братьев Андервуд с Маньчжурских фронтов и окопов вокруг Порт Артура всем троим быстро надоел. Так что они выбрались на сеанс движущихся изображений в Императорском Пекинском Университете, месторасположение которого – старые здания Императорского Колледжа – находится на расстоянии короткой прогулки от японской миссии. Демонстрировали ролики длительностью по несколько минут из различных уголков мира. Кийоко увидела египетские пирамиды, и с этого времени Египет у нее в голове. Кийоко увидела белые кости афинских развалин, и теперь у нее в голове Греция. Кийоко увидела львов и жираф – и львы, и жирафы бегают в ее снах.

Кийоко увидела братьев, живущих друг ради друга.

По крутой лестнице они входят на антресоли голландского клуба над Яшмовым Каналом (биллиардная и курительная размещаются ниже), и Якуб подает Кийоко руку. И Кийоко считывает четко и выразительно: Якуб предложил ей руку, чтобы пережить Эзава, видящего, как это не он, не Эзав, но брат подает ей руку.

Еще отметила ту особенную куртуазность, окружающую здесь, в изысканном обществе, женщин Востока. Столь много белых, проживающих в Пекине, имеет китаянок служащих, гувернанток, жен, что сформировался обычай благородного притворства: я делаю вид, будто бы не вижу разницы, и ожидаю, что никто не заметит разницы под моей крышей. Если женщина одевается по-европейски – она европейка. Кийоко заказала себе четверо новых платьев по образцу одежд жен дипломатов. Еще она решила посетить христианские святилища.

Она не кланяется белым постоянным посетителям клуба; делает книксен и подает им руку.

Якуб не теряет времени, он старается установить отношения со всеми значительными фигурами в Квартале Миссий, Он извиняется, заметив под окном временно одинокого атташе Королевства Италии. "В головы нужно что-нибудь вбивать, пока они трезвые".

Переговоры Одиннадцати начинаются через три дня. В "Peking Gazette" – старейшей газете мира, а по сути своей, бюллетене явных и секретных камарилий императорского двора - появляются тексты о будущем колоний Запада под победным влиянием Токио. В обязанности Кийоко входит перевод "Цзинь Бао" на японский и французский языки.

Они проводят Якуба взглядом, и Кийоко легонько касается ладони Эзава. ""Я тоже росла в приемной семье".

Тот удивился. "Ты же знаешь, что он мой родной брат". "Родной или приписанный к семье – есть он в твоей голове? он имеет тебя в своей? Мы почитаем предков не ради их телесного присутствия и не из веры во власть преисподней".

Оба они теперь наблюдают за Якубом – древоточцем, неутомимо, вверчивающимся, вгрызающимся в политическое общество, один гнилой череп за другим.