Разве Рююносуке не мог пригласить Кийоко куда-нибудь вовнутрь? Мог бы. Только это было бы разновидностью лжи.
Кийоко: "Что же произошло? Им настолько важно было узнать дорогу к технологии tetsu tamasi, что готовы были противостоять генералу Ноги. А здесь, а сейчас – никто и не беспокоится". "Технология у нас имеется. Технология действует. Строим корабли. Нам не нужно понимать дороги, ведущей к этому знанию, чтобы ъто знание применять на практике. Столько средств, столько людей – мы можем позволить себе не понимать. Сто возможностей – мы реализуем их все, одна проявит себя на практике, и в этом направлении мы и пойдем. Понимание уже ни для чего не нужно. Мир состоит из миллиарда отдельных моментов красоты". "Ох". "Тебя это удивляет? В Долинах не случилось ничего такого, чего бы тысячекратно не случалось по всей стране. Мы учимся управлять, хозяйничать и воевать по образу варваров. Должны ли мы стать варварами, чтобы в этом стать лучше варваров? Действительно ли ты понимаешь, почему лампочка светит? Почему аспирин лечит?".
Кийоко натягивает на голову капюшон. Ей делается все холоднее и холоднее.
Капитан закуривает папиросу. Он отворачивает голову, чтобы не выдыхать дым в сторону Кийоко. Теперь говорит багровая маска боли.
Капитан Томоэ: "Хочешь вернуться в Токио?". "Нет. Не знаю". "Во всем мире можно найти, возможно, четырех, может, шесть человек, для которых ты что-то значишь. Никто другой не понимает, ну зачем обязательно все понимать. Чтобы забрать тебя из Иокогамы, мне пришлось провести в Министерстве три поединка в каллиграфии и печати, все три с господином Рейко Хикару". "О! Они держали бы меня там до смерти". "Быть объектом столь горячего внимания. Столь стойкой навязчивой идеи. Сгорая в этом любопытстве. Кийоко. Как ты описываешь страсть из самого нутра страсти?".
Тебе вырвут глаза, язык, пальцы, слова, мысли, съедят твой мозг.
Кийоко выискивает не существующее слово.
Дрожь. Румянец.
И пара дыханий. И запах табака. Ночные огни фабрик войны.
Проходит. Прошло.
Кийоко: Вы уже не станете работать над развитием теории профессора Гейста". "Гайкокудзин хотел, хотел. После твоего отлета. Он пробовал что-то новое". "Не удалось". "Не удалось. Были крупные разрушения. Очень большие расходы. Исода и ассистенты верили ему без каких-либо условий. Он мог пробовать и дальше. Сдался сам". "И – никто больше?". "У нас война. Мы создаем оружие. Мы строим всю промышленность. Видишь". "Да". "Господин доктор О Хо Кий опасался змеиных интриг Тайного Совета Какубацу, политиков. У господина доктора О Хо Кий страхи господина доктора О Хо Кий. А следовало опасаться медвежьей силы денег".
Капитан Томоэ выбрасывает папиросу в снег. Топает на месте. Полшага, еще полшага, склоняется над Кийоко. Показывается белая маска человека, натянутая на череп капитана Томоэ.
Вот так Кийоко могла бы прижаться к отцу. Если бы шипы терпели кровяную мягкость плоти.
Это уже почти что двадцать лет.
"Я проведу тебя в деревню". "Я живу в доме над водопадом".
Они идут через лес. В снегу. В хвойной темноте.
"Очень извиняюсь. После смерти министра Куроды. Вы остались здесь". "О, смерть господина не освобождает от службы".
Под вулканом.
"Почему меня избрали для того, чтобы записывать работу гайкокудзина? У вас имелись другие кандидаты, не я одна сдала экзамен". "Господин Ака попросил об услуге".
На последнем мостике.
"Благодарю". "Я благодарю".
Над самым водопадом.
"Хочешь вернуться в Токио?". ""У меня есть время".
雲
帝
国
империя туч
Тени рыб на дне реки – год за годом под волнами памяти. Кийоко учит внуков господина и госпожи Ака. Кийоко покупает себе посох. Кийоко подружилась с медведем. Кийоко пишет соккибон. У Кийоко появился фотоаппарат. Кийоко делают операцию. Кийоко седеет. Кийоко ходит в тучах.
Кукушка спела ритм прошлого.
В день формального завершения Второй Войны Империй Кийоко вступает в тридцать шестой год жизни. По радио объявляют о подписании Капштадтского Мира, а Кийоко открывает, что не будет иметь детей.
Дети у нее имеются, но не свои.
"Госпожа Кийоко, а это правда, будто бы вы сражались на войне, так это правда, госпожа Кийоко?". "Нет. Я лишь немножко помогала нашим солдатам".
Господин и госпожа Ака относятся к Кийоко как кому-то, кто больше, чем гувернантка; как к кому-то, кто лишь чуточку меньше их собственной дочери.
На уроки каллиграфии у Кийоко присылают своих детей господин и госпожа Каваками, господин Уиджи, господин и госпожа Кагаку. Госпожа Ака выстраивает за банями, слева от колокола, каллиграфическую студию на тридцать шесть татами.
Кукушка считает детей Кийоко: семь, двенадцать, потом еще четыре, затем детей детей и детей детей детей.
Вырезанные из древесной коры, нарисованные на лысинах придорожных камней, вышитые на дешевых кимоно – мордочки медвежат. Возможно, они были там всегда – только она не считывала их кандзи?