Империя в огне

«Где-то я уже это слышал», – подумалось мне, но только где – не помнил.

– Ну и как же вы на земле-то очутились, недоразумения космические? – поинтересовался я, чтобы не обижать внеземного парня.

– Встретились на внешнем контуре мироздания Небесный Змей и Богиня Солнце. Полюбили друг друга и, обхватившись покрепче руками, слились в Первую Молнию. И радостно грохоча, спустились они на Первую Землю, отчего сами по себе возникли верх и низ земли. Они сотворили мир, а с ним и Айойну, который создал людей, подарил им ремёсла и умение выживать. Позднее, когда дети Айойны во множестве расселились по свету, один царь возжелал взять в жёны собственную дочь. В отчаянии убежала царевна вместе с любимым псом за великое море. Там и родились у неё дети. От них-то и пошёл народ под прозванием куины.

Выслушав исповедь друга, я задумался. Совсем недавно я слышал совсем другую историю, но в ней также фигурировал пёс, только он был жёлтый. Но меня заинтересовало не это. Небесный Змей, Молния, раскатистый грохот – всё это так похоже на посадку космического корабля. А что если и вправду предки куинов и монголов представители иной цивилизации? Отчего бы в части света, где властвовала азиатская кровь, появились люди с другим цветом кожи? Интересный вопрос, надо будет как-нибудь на досуге подумать.

– А ты не слышал, откуда пошёл Чингизидовский род Борджигинов? – решил я развести Диландая на откровенность.

– Рыжих псов много, – хитро произнёс тот.

– Так я и знал, что пёс был один и тот же, – усмехнулся я, оттачивая лезвие сабли. – Может, вам уже признаться друг другу в братских чувствах, да зажили бы вы ладком да рядком. Стал бы ты ханом великим, а не каким- то кешиктеном.

– Диландай, морская собака! – голос Менге был зол и угрюм. – Дуй к тысяцкому, ослиный помёт.

– Что случилось? – не выдержал я, когда Диландай ушёл.

– Языки вам поотрубать! Несёте всякие непотребства! – психанул Менге и скрылся в своей кибитке.

«Кто так быстро мог стукануть? – ворохнулось в мозгах. – Значит, сейчас и по мою душу нагрянут? Бежать! А куда бежать-то, балбес!» – И я сел на корточки и начал насвистывать. Всё одно денег не будет.

– Э, шайтан, ты чего свистишь? – опасливо покосился на меня очередной стражник, пришедший по мою душу. – Совсем дурак, злых духов призываешь?

– Хочу и свищу, да пошёл ты, чмо вонючее! – равнодушно зевнул я.

Если честно, то хотел сказать «чмо обрезанное», но вовремя вспомнил, что ислам татары примут только через сто лет, а монголы вообще станут буддистами.

Диландай стоял уже связанный перед шатром Угэдэя.

– Мы думали, что Джучи станет нашим лучшим воином, жизнь ему даровали, а он? – призывая к себе свидетелей, изрядно поддатый хан окинул пьяным взглядом толпу, ему очень хотелось пообщаться с народом.

– Не учи меня жить, лучше помоги материально, – брякнул я первое, что пришло на ум.

– Это как? – красноречие хана внезапно иссякло.

– А он ещё и на губах свистел, – подлил масла в огонь караульный.

– Т-ты шайтана зазывал? – Угэдэй стал заикаться.

– Браги крепкой налей, да в баньку своди, – стал наглеть я, поняв, что нарушил ещё какое-то табу, решил умереть достойно.

Угэдэй, ошалев от такой наглости, залпом осушил ковш бормотухи и произнес осипшим голосом:

– Ти сё, тля навозьная, я хьян! Зарубить наглеца.

Ко мне сразу же бросилось десятка полтора желающих немедленно услужить повелителю. Я пошевелил стянутыми за спиной руками. Бесполезно. Вязать сволочи умели. Но всё-таки самый прыткий из телохранителей нарвался на пятку моей ноги и, неприятно захрюкав, отлетел на своих товарищей, по пути некоторых из них уронив на землю. Зазвенело покатившееся по полу оружие, заматерились обескураженные кешиктены.

– Вот! – хан ковшом показал в мою сторону. – Это настоящий воин, вы его даже связанного взять не можете. Пшли вон, сволочи!

Затем немного успокоился и протянул мне ковш:

– На, билать! – Это слово тоже привнесённое всё теми же необразованными степняками в великий и могучий.

Такие жесты были нам не в новинку, поэтому вына- чиваться и ждать, пока придёт кто-то третий и замахнёт мою долю, я не стал и, взяв ковш зубами, осушил его не отрываясь.

– А теперь давай, – выдохнул я, отбросив ковш за спину, – посылай меня, как татарина, на убой!

Как говорят исторические источники и сами монголо- татары: они любили воевать, любить женщин, плодить детей, скакать на лошади и пить водку. Так вот, пить водку они любили больше всего из перечисленного. Правда, к Чингисхану это не относилось, пьянствовать он не любил, а вот его дети были всегда не прочь пригубить, особенно Угэдэй-хан. Позже я узнал, что Чингисхан, чтобы умерить пьянство в своих войсках, приказал выпивать в день не более одного кувшина спиртного. Угэдэй, чтобы не нарушить этого приказа, сделал простую вещь – увеличил объем своего кувшина в два раза.

– Еще один ковш нашему урусу богатуру! Да развяжите вы его! – крикнул довольный хан. – Надо же, «как татарина на убой», – покачивая головой, повторял он понравившееся ему выражение.