Цари перестали быть собственниками страны. А как обстояло дело с самим самодержавным государством? Как далеко распространялась его власть? Как оно относилось к собственности подданных? В то время европейская теория предлагала две модели описания статуса государства как собственника. Первая (патримониальная) модель, воплощением которой был Старый режим в государствах континентальной Европы и которая еще в XIX веке поддерживалась консервативными политиками, строилась на утверждении, что государственная власть охватывает и imperium (политическое, публичное), и dominium (частное, владельческое), то есть это – политическая власть, основанная на владении. Вторая модель, представленная в наиболее радикальной форме Жан-Жаком Руссо, полагала, что страна принадлежит «народу», и ограничивала роль государства по части собственности тем, что государство ответственно за охрану национальных богатств[142]. Политические работы Руссо были чрезвычайно популярны в России, они широко цитировались и комментировались как европейскими[143], так и российскими авторами[144]. Александр Петрович Куницын, профессор права и философии в Царскосельском лицее и Санкт-Петербургском университете, использовал политические идеи Руссо в своей работе «Право естественное» (она вышла между 1818 и 1820 годами). Куницын считал «народ» носителем суверенитета и верховным собственником ресурсов страны: «Земли и вещи, завладенные народом, принадлежат в его собственность; они зависят от верховной власти народа и не могут быть другими ни употребляемы, ни присвояемы без его на то согласия». Для Куницына народная собственность состояла из двух частей: «публичная собственность» и частная собственность людей, но власть народа над частной собственностью рассматривалась просто как «право защищать вещи, принадлежащие членам оного [народа] противу притязания и нападения других народов». Следовательно, власть имеет только значение публичное, а не частновладельческое, она основана на единодушном согласии, которое порождает гражданское государство[145]. Весь тираж труда Куницына (тысяча экземпляров) был изъят цензурой, и даже преподавание естественного права ему было запрещено до 1835 года. Власти считали концепцию Куницына об отношении народа и индивидов настолько радикальной, что он был уволен из Санкт-Петербургского университета и его преподавательская деятельность была ограничена Кадетским корпусом. Только в 1828–1829 годах он снова вернул себе заметное положение и ему было позволено служить в Комиссии для составления законов, которая под руководством Сперанского возобновила свою работу над составлением первого в России современного Свода законов.
Кажущийся теоретическим вопрос о статусе государства как собственника все же требовал ответа, тем более что в 1820‐е годы правительство возобновило работу по кодификации законов. К этому времени вся континентальная Европа по собственной воле или под давлением наполеоновских войск оказалась под влиянием французского гражданского права, и законодательства разных стран воспроизводили в разных формах основные принципы в отношении права собственности, установленные Французской революцией и кодифицированные в знаменитом наполеоновском Гражданском кодексе 1804 года. Кодекс Наполеона – смесь правового рационализма с постреволюционной идеологией – базировался на идеализированной версии римского права. Провозгласив абсолютный характер частной собственности, Кодекс не распространил этого понимания на предметы общего пользования и общественного значения, такие как реки, озера, дороги и улицы. Все общественные вещи (res publicae) попали в сферу общего имущества (domaine public). Ни индивиды, ни государство в лице казны не могли владеть реками, большими водными резервуарами или дорогами и улицами: эти объекты принадлежали всем, «народу», «нации», которая символизировала национальный суверенитет[146].