Империя законности. Юридические перемены и культурное разнообразие в позднеимперской России

Однако документы Казанской палаты уголовного суда вносят в дело дополнительные нюансы. Губернатор и церковь громко жаловались, но в итоге мало чего добились; кроме того, некоторые детали свидетельствуют о том, что отношения между русскими и татарами были не такими уж напряженными.

Начнем с того, что за день до осквернения иконы группа из примерно семидесяти татар всех возрастов пришла в Старое Маматказино, чтобы помочь русскому крестьянину Терентию Иванову построить плотину для его мельницы875. Расстояние между деревнями составляло лишь один километр876. В ходе следствия Иванов показал, что попросил татар прийти «на помочи» — крестьянский обычай, широко распространенный в Российской империи и означавший взаимопомощь в случае нужды (в некоторых регионах известный как «толока» или «помога»)877. В своих исследованиях крестьянских обычаев Андрей Титов, один из археологов и этнографов того времени, определил эту форму помощи как «всегда добровольную»: «Сами помочане приносят с собой орудия производства, довольствуясь лишь одним угощением»878. Действительно, крестьянин Иванов показал, что, «по заведенному обычаю», он угощал помогавших ему татар застольем, на котором подавал пиво и вино, и присутствовали практически все879. Обвиняемый Биккулов, 20 лет, был одним из татар, принимавших участие и в работах, и в праздновании. Праздник закончился еще до заката, и большинство гостей сразу разошлись по домам.

Другие детали также указывают на хорошо налаженные отношения и частое взаимодействие между двумя деревнями. Поскольку в Русском Маматказино было два «питейных дома», а в Татарском Маматказино — ни одного, некоторые татары регулярно приходили сюда выпить880. Обвиняемый Биккулов, которого одна из владелиц кабака знала по имени, был одним из таких завсегдатаев и часто сопровождал своего дядю, который признавался в определенной «слабости к вину»881. Более того, именно татарин дал первый импульс и наводку в уголовном расследовании: через 48 часов после происшествия крестьянин Галей Зялеев пришел в гости к двум своим русским соседям и завел разговор о поругании. Он рассказал им, что не знает, кто за этим стоит, но добавил, что если они приложат серьезные усилия, то наверняка найдут виновного882.

То, что Биккулов был арестован без «исчерпывающих доказательств», не свидетельствует об институционализированной дискриминации мусульман. Роль губернатора и его влияние на следователей действительно указывают на некоторые проблемы дореформенного правового порядка, но в итоге против Биккулова было собрано достаточное количество косвенных улик. Ранним утром после праздника молодой татарин был замечен в одном из кабаков, и когда ночной сторож сказал ему, чтобы он шел домой, пьяный татарин ушел по направлению к часовне, где находилась икона883. Вскоре после этого ночной сторож увидел около деревенских ворот крестьянина, расспрашивающего Биккулова, что тот делает в их деревне. Крестьянин застал Биккулова перелезающим через забор рядом с часовней. Татарин ответил, что ходил туда «для естественной надобности»884. Оба жителя деревни дали об этом показания под присягой. Биккулов, напротив, в ходе следствия настаивал на том, что в то утро его вообще не было в русской деревне. Его семья дала противоречивые показания о том, когда он вернулся домой, а во время допроса задержанный неоднократно менял свои показания885. По этой причине его рассказ не внушал особого доверия, и Казанская палата уголовного суда могла вынести ему суровый приговор (такие приговоры были не редкими для религиозных преступлений). Однако по окончании процесса в августе 1867 года суд освободил обвиняемого из тюрьмы, постановив отдать его «на поруки обывателям», а не ссылать, приговаривать к принудительным работам или помещать под надзор полиции886.