Империя законности. Юридические перемены и культурное разнообразие в позднеимперской России

В целом анализ всех доступных источников не подтверждает утверждение о глубоком межэтническом антагонизме и не предоставляет доказательств того, что правоохранительные органы сотрудничали с церковью, чтобы контролировать мусульман в регионе. Взаимопомощь практиковалась не только в моноэтнических деревнях и между ними, но и за пределами этноконфессиональных границ. Русские и татары помогали друг другу, ходили друг к другу в гости, вместе справляли праздники. Стереотипы и предрассудки, конечно, существовали, и молодежь устраивала всевозможные проделки, которые в отдельных случаях могли быть весьма оскорбительными и приобретать политизированный характер. Тем не менее повседневное взаимодействие, о котором идет речь в данном случае, мало свидетельствует о священной войне, на которую ссылалась столичная администрация и консервативная пресса. Ход судебного разбирательства по этому делу также не подтверждает идею систематических гонений на мусульман. Хотя подозреваемый и был быстро взят под стражу, после суда он был отпущен. Кроме того, его первоначальный арест имел смысл с юридической точки зрения (вмешательство губернатора в расследование отражало влияние исполнительной власти на дореформенный правовой порядок). Таким образом, вместо того чтобы проиллюстрировать то, как исполнительная, судебная власть и церковь совместно работали над дискриминацией мусульман, в этом деле государственная судебная система выступает в качестве относительно нейтрального арбитра. После Великих реформ она стала играть эту роль еще более активно.

Эти предварительные наблюдения соответствуют недавним исследованиям, которые показали, что отношения между православным населением России и различными меньшинствами часто не были враждебными887. Религиозные различия, как правило, не имели большого значения на уровне деревни: после отдельных эпизодов вражды все обычно быстро успокаивалось. Так, Емельянова отмечала, что соседние русские и татарские общины в Поволжье знали и уважали обычаи друг друга, регулярно заимствовали рабочую силу и помогали одна другой888. Емельянова отметила даже факт антигосударственной солидарности среди сельских общин, утверждая, что русские, татары, чуваши и другие были едины в своем дистанцировании от государства889.

В этой главе анализируется противостояние государства и общества, включая переговоры и силовые столкновения между татарскими крестьянами и представителями имперского центра. В ней рассматриваются конфликты из‐за земли и веры в мусульманских общинах с точки зрения социально-экономических и культурно-политических причин возникновения протеста. При этом анализ выходит за рамки технических деталей конкретных споров, предлагая подробную картину повседневной жизни в сельской местности890. Рассматриваются формы протеста, бойкотирования и сопротивления и показывается, что это могли быть как отдельные, локальные инциденты, так и более масштабные, коллективные явления. Протест мог быть направлен против новых правил и распоряжений, установленных центральной властью и переданных ее местными представителями, или же был направлен против сельских старост и соседей. Конфессиональная принадлежность участников конфликтов могла, но не обязательно становилась важным фактором. Кроме того, в данной главе это противодействие изучается в сравнительном ключе: почему в поволжских губерниях прямой конфликт, особенно в отношениях с государством, был более распространен, чем в Крыму в 1870–1880‐х годах? Наконец, рассматриваются не только мусульманские общины и причины возникновения недовольства, но и реакция судебной системы на неподчинение, которая оказывалась весьма гибкой.

Многие дела содержат несколько уровней повествования: чаще всего в случаях сопротивления присутствуют элементы приспособления, в то время как эпизоды, подчеркивающие взаимопомощь и сотрудничество, включая вышеупомянутое дело об осквернении иконы, содержат элементы вражды891. Рассказать лишь одну историю невозможно.

«ТЕБЕ, СТАРОМУ ЧЕРТУ, ДАВНО НУЖНО ИЗДОХНУТЬ!» ЯРОСТЬ ПРОТИВ ЗЕМЛЕВЛАДЕЛЬЦЕВ И ЗЕМЛЕМЕРОВ

В июне 1883 года уездный землемер по фамилии Бурлянд отправился в деревню, расположенную недалеко от небольшого города Мамадыш892. Казанская губернская администрация поручила ему утвердить границы между землями казанского купца Апанаева и мещанина Юнусова. В газете, освещающей последующие судебные дела, не приводится никакой дополнительной информации об этих двух землевладельцах, однако, вполне вероятно, что оба они принадлежали к богатым предпринимательским династиям Юнусовых и Апанаевых, владевших фабриками и землями по всему Поволжью893. Мейер пишет об этих семьях как о посредниках между мусульманами и царскими чиновниками894. В данном же случае они сами стали причиной и объектом протеста.