Империя законности. Юридические перемены и культурное разнообразие в позднеимперской России

Начнем с того, что, несмотря на решительность, с которой проводились реформы, переход от старой системы к новой был совсем не таким гладким, как надеялись реформаторы. Ревизия, проведенная Кони осенью 1870 года, зафиксировала задержки и упущения в работе дореформенной судебной системы Казанской губернии, например дела об убийствах, о которых забывали после того, как подозреваемых брали под стражу несколькими годами ранее558. В Крыму также были обнаружены уголовные дела, которые дореформенные суды сперва рассматривали в течение 15 лет, а затем приговаривали обвиняемых к ссылке и каторжным работам, хотя доказательств их вины практически не было559. Одной из задач нового суда было рассмотрение таких дел и отмена несправедливых приговоров. Хотя в последующие годы подобных нарушений стало меньше, они не исчезли. Отчасти причиной тому была сохраняющаяся разнородность административных и судебных учреждений и, как следствие, неопределенность в вопросах юрисдикции.

В качестве примера можно привести дело татарского преступника Хисамутдина Мукаева. В апреле 1870 года администрация Казанского военного округа обратилась к губернатору с просьбой разобраться в этом деле. В администрации интересовались, где и как следует предать суду бежавшего с каторги Мукаева. В ответ губернаторская канцелярия начала расследование560. Выяснилось, что в 1857 году дореформенная Казанская палата уголовного суда приговорила Мукаева за вооруженный грабеж к 70 ударам плетьми, клеймению и 12 годам каторжных работ в Сибири561. Однако по пути к месту заключения Мукаеву удалось бежать. Вернувшись в родные края, он снова был пойман в 1859–1860 годах562. Его поместили под стражу в тюрьму, где он находился последующие десять лет. Узнав о деле в 1870 году, губернаторская канцелярия постановила, что Мукаева как беглеца должен судить военный суд. Военной администрации было рекомендовано немедленно разобраться в деле, при этом подчеркивалось, что Мукаев находился под стражей уже 11 лет563. Однако окружной суд заявил, что дело находится в его юрисдикции, поскольку Мукаев обвиняется не только в бегстве, но и в поджоге, грабеже и конокрадстве. В результате дело было передано на рассмотрение суда присяжных, который состоялся лишь в 1873 году564. Таким образом, институциональная реформа, неопределенность судебной юрисдикции и отсутствие межведомственных контактов привели к тому, что обвиняемый просидел под стражей в общей сложности 14 лет.

Эти и другие трудности периода правовых преобразований стали предметом обсуждения в юридических журналах и специализированных газетах. Один из таких докладов был опубликован в конце 1860-х — начале 1870‐х годов в газете «Судебный вестник», где обсуждались проблемы правовых изменений. Эта либеральная газета, издававшаяся под эгидой Министерства юстиции с 1866 года и редактором которой в 1868–1871 годах был бывший казанский профессор права Чебышев-Дмитриев, получала множество отчетов от практикующих на местах юристов, в том числе и от начинающих мировых судей. Один из таких отчетов был составлен в сентябре 1869 года ученым Илиодором Износковым, который тремя месяцами ранее стал мировым судьей в Казани565. Он рассказал читателям о большом количестве старых, нерешенных дел, которые были начаты за пять-восемь лет до этого и затянулись из‐за неверной классификации дел в старой судебной системе. Приводя различные примеры, Износков жаловался на то, что был вынужден пересылать более половины дел, направленных ему, в другие инстанции.

В какой-то степени такая практика сохранялась на протяжении последней трети XIX века. И все же к середине 1880‐х годов между окружными судами и мировыми судьями сложилось четкое разделение труда: из 1317 дел, которые пришлось рассматривать крымским следователям в 1885 году, 80 % было передано в Симферопольский окружной суд, 15 % — мировым судьям и лишь 5 % — были рассмотрены иначе, включая отказ в принятии дела к рассмотрению566. В Симферополе и Бахчисарае эти показатели составили 77, 20 и 3 % соответственно567. Другими словами, подавляющее большинство людей, заявивших о преступлении или обратившихся в суд с иском, могли быть уверены, что их дела будут рассмотрены одним из новых судебных учреждений.

Тем не менее отдельные отчеты из зала суда также свидетельствуют о том, что такое разделение полномочий не всегда означало, что дела распределялись правильно. Например, журналист, освещавший выездное заседание Симферопольского окружного суда в Ялте в 1891 году, не смог скрыть своего раздражения, когда увидел, что присяжные должны были рассматривать дело человека, обвиняемого в краже пиджака и двух рубашек568. Для него это было следствием небрежности и существующей системы доверия между различными судебными чиновниками, которая позволила передать это мелкое дело от следователя к прокурору, затем в судебную палату и далее в окружной суд, не перепроверив, подлежит ли оно рассмотрению судом присяжных.