Имперский Грааль

Ещё не все осколки осыпались, а Мари уже кинулась вперёд. Брюс замешкался посмотреть на датчик маски. Минут на двадцать кислорода ещё есть. Слишком много бегаем, учащённо дышим.

— Топор захвати! Да я и сам догадался.

Здесь, в переходе меньше дыма, чем где бы то ни было. Мари потерялась где-то впереди, а потом появилась снова в луче фонарика, интерферирующем на пыли.

— Куда перенесли оборудование из кабинета Монти? Вспоминай, я ж не знаю!

Брюс тоже не знал, но Тирод говорил, что поступили просто: с наземного яруса всё переместили в подземный, и заново почти ничего не подключали. Мера безопасности, не больше, уступка паранойе: напряжённая ситуация разрешится, всё вернётся на круги своя, а пока — каникулы! Время бояться, смотреть в небо и ждать.

Дождались.

Ладно, расслабься. Есть люди, которые ищут виноватых. А есть те, кого зовут, когда больше некого, кто ликвидирует последствия. Мы, Эстергази, традиционно из вторых.

— Скажешь ты наконец, — крикнул он, — что мы ищем?

Мари вынырнула из проёма:

— Рог, — лаконично ответила она.

Первый подземный ярус конструктивно копирует надземный, ориентироваться в нём просто — с поправкой на темноту и буханье разрывов где-то там, над головой. Но тут больше дыма.

— Он был в личном кабинете миз Монти, — сказала Мари. — В большой круглой комнате. Логично было бы предположить, что его перенесли в большую круглую комнату. Кто приглядывал за аппаратурой Монти, когда она была уже мертва, а меня держали под замком?

— А никто! — осенило Брюса. — Её ж опечатали, лабораторию. Там произошло убийство, её осмотрели, сфотографировали и опечатали. Оттуда ничего не выносили. Если Рог был там сразу после убийства…

— Он был там. Его как раз принесли на зарядку аналитических картриджей. Я сама и заряжала.

Лестницу на верхний ярус обнаружили по серому, сочащемуся сверху свету: она стояла в нём, как в водопаде. Брюс сделал Мари знак следовать за ним и пошёл первым, стараясь ступать тише. Почему вдруг возникла такая необходимость, он не мог сказать. Достигнув верха, он долго стоял, лишь голову приподняв над порогом. Если нас обстреляли с воздуха, это вовсе не значит, что этим дело закончилось. За авиацией и под её прикрытием идут танки и пехота. Ну… нет, это я заврался, это теория. У нас тут масштабы не те, да и задачи…

— Есть тут чему взорваться?

Мари только плечами пожала, и Брюс потихоньку полез наружу.

На первый взгляд тут не было ничего целого. Поперёк площадки рухнула балка — тавровая, как отметил про себя Брюс, а к дыму, от которого никуда не деться, добавилась ещё не осевшая пыль.

Они стояли на площадке, незаметно для самих себя взявшись за руки, и шарили фонариком вокруг, пытаясь сообразить, с чего начать. Здесь была несколько другая картина: горело во многих местах, но помалу. Общие очертания длинного корпуса сохранялись, отсеки можно было отсчитывать по обнажившимся или упавшим балкам. Внутренние переборки либо выгорели, либо искрошились, смешно и нелепо торчали посреди руин герметичные двери-диафрагмы. Они закрылись автоматически, и их пришлось обходить сбоку.

Светлело. Тени сделались мягче, огонь поблек. С неба, как пепел наших надежд, сыпался редкий снег, а на него оседала копоть. Круглый оконный проём, обращённый к заливу, выглядел как пустая повреждённая глазница. Рухнувшей балкой смяло какой-то ящик, похожий на морозильный шкаф, только серый. Мари в напрочь промокших тапочках без задников всё кружила подле него. Брюс опёрся на свой нелепый топор, как усталый средневековый воин, и глубоко вздохнул.

Второй раз в жизни его накрывало мутной волной: существование зла, в которое не веришь в обычной своей ежедневной жизни, которое привычно раскладываешь по векторам интересов, приговаривая, что всё, дескать, относительно. Они, кто сделал это, категориями не оперируют, они исполнили приказ и возвращаются на базу, обмениваясь смешками на волне эскадрильи. Мама говорила: они всегда смеются.

Твоя жизнь и твоя смерть в этом раскладе не учитываются. Тебя всё равно что нет. Ребёнка, мужчины, женщины, учёного или солдата — без разницы. Кто вас считает? Разве что пострадавшая сторона, да и то потом.

Мы хотели жизни, а получили смерть.

Куча пластиковой крошки перед Брюсом исходит ядовитым дымом, полузасыпанный ею продолговатый предмет в мягком чёрном чехле — это… ну да, холодильники тоже разбиты, а Игнасию Монти оставили в холодильнике до выяснения причин. Это неправильно. Они должны были её похоронить, в том смысле, что теперь это её планета.

Теперь — наша. Мы пролили на ней свою кровь.

Ыыыыыыыыййййй!

Этот звук, в доли секунды нарастающий до предела, за которым ты не можешь его выносить и только падаешь лицом вниз, возник и приближался снаружи, а они стояли тут и светили фонариком — дескать, мы здесь!

Свои не заходят на бреющем. У него, кто бы он ни был, осталась ещё торпеда.

Прежде чем она ударила в стену, Брюс успел одним безумным прыжком достать Мари, сбить её на землю, в осколки, щебень и снег, накрыть её собой, а себя — снесённой с петель лабораторной дверью, помеченной тёмным в сумерках крестом, должно быть красным.