Имперский Грааль

Это если никто не тащится рядом пешком. Конечно, хотелось бы следовать независимо, боевым порядком, но какой уж в нашем положении бой. Каждый Мамонт запряжён в цистерну с топливом, и это ещё не считая груза, закреплённого на платформе, и пассажиров на броне. Километров пятнадцать в час делать со всем этим обозом, и то хлеб.

Каменный век, ей-ей!

Шли по целине, перемешивая гусеницами в кашу мёрзлую жёлтую землю и свежий крупчатый снег. На передовом Норм, сидя по-походному, на броне сверялся с топографической схемой: куда шли, известно было одному ему да ещё, пожалуй, притихшей Морган. В глубине души Брюс полагал, что её давно пора натыкать мордой в грязь, ей бы это только на пользу пошло, но вопрос в другом: а кто, кроме собственноручно Норма мог бы её натыкать?

Снег нам враг. За караваном оставался бурый шрам, превосходно видимый с воздуха, а в инфравизор колонна выглядела как гирлянда, снизанная из огненных цветов. В кабине было жарко и душно, стёкла от дыхания подёрнулись белым конденсатом, и Брюс всё время норовил одно опустить. Мокрый, тушенный в собственном поту, переваливал машину с кочки на кочку, как на волнах. Вибрация корпуса, даже смягчённая креслом, болезненно отдавалась в копчик. Водителю, в отличие от прочих, существенно положение тела не изменить, максимум только поёрзать с одной ягодицы на другую. Когда он вылезал размяться и добежать до ближайших кустов, поясницу пронизывала острая боль. Страшно подумать, каково бы оно было без возможности снять спецкостюм.

Беда, если придёт, явится с воздуха. Воздух патрулировали пилоты. Впрочем, это неправильное слово — патрулировали. Сам Брюс умел и любил летать — а не любить летать невозможно! — и представлял себе, каково это: это как птице висеть над гусеницей, ползущей по листу. Налетели из-за горизонта, сделали круг и убрались обратно — вот и весь патруль. Объявлен режим жёсткой экономии, и драгоценнее всего для нас сейчас топливо. И аккумуляторы тоже зарядить негде. Походный генератор, конечно, есть, но сколько его — и сколько нас!

Так вот и шли. Брюс вёл, а пассажиры на него молились. Время от времени кто-то из своего брата, ССО, спрыгивал наземь и бежал рядом, грелся: холодно им там, на броне. Корявый мумифицированный чёрный лес тянулся по левую руку. Зловещий лес.

Небо низкое, плотное и тяжело нависшее. УССМы спускались с горки, и на Брюса вновь накатило тоскливое одиночество: кажется, так и будем ползти вокруг шарика планеты, раз и другой, и ещё много раз. Всю обречённую вечность, будучи не в силах ничего изменить в раз и навсегда установленных правилах игры: они хищники, мы — жертвы.

— Во-о-о-оздух!

Этой команды мы ждали, действия проговорены. Мамонты построились в круг, внутри сгруппировались женщины и дети, и те из мужчин, которым опасно давать в руки оружие: не в том смысле, что они ух как злы, а… ну, в общем, понятно. Бойцы и добровольцы из колонистов, вооружённые энергоштуцерами, рассыпались под укрытие бронированных туш.

Чужие — их двенадцать, укомплектованная эскадрилья! — врезались в наш клубок, и завязался бой.

Брюс слышал, как кто-то из своих фальшиво жалел контрактников: мол, влипли парии, потянулись за лёгкой космической деньгой, а попали между двух огней. Насчёт их коллективного заявления он тоже был в курсе. Тем достойнее выглядел этот неравный бой: смелость — это не когда ты весь из себя, просто потому, что ты такой, а другие хуже. Просто, как думал каждый, когда в братской могиле хоронили Зайферта, когда тебя бомбят, деваться некуда. Хоть огрызнись, как мужик, достоинства для.

Когда они отрабатывали маневр, было сказано однозначно: водитель не покидает кабину УССМ. Брюс, в качестве некоторого компромисса, обнаружил себя стоящим на гусенице одной ногой и с руками, вцепившимися в открытую дверь. Вторая нога честно оставалась в кабине, зато голова запрокинулась в небо так, словно сам он хотел улететь.

Теперь при свете дня их можно было рассмотреть. Хищные вёрткие тела, акулий плавник стабилизатора, покрытие, делающее их почти невидимыми в перепадах дневного света: только радужная дымка сияет и дрожит вокруг корпуса. Умопомрачительно и неестественно прекрасны, как злые ангелы. Там, где непосвящённый увидел бы лишь немыслимую воздушную акробатику, Брюс, подкованный несколькими поколениями военных пилотов семейства Эстергази, отмечал завидную слётанность и высочайшее мастерство. Это помимо техники, которую с нашей даже на одном поле не сажать. Когда ты вот этак кувыркаешься, солнце у тебя то с одной стороны, то с другой, качественная поляризация кабины играет огромную роль. Поляризация и привычка: Брюс совсем не был уверен, что не расстанется с ужином, а то и с жизнью, выкрутив мёртвую петлю в такой опасной близости от земли, прижимаемый шквальным огнём. А этот ещё и отстреливается.