Имперский корсар

– Да-да, так я тебе и поверила. Знаешь, лучше не обманывай. Ты как с детства эмоции скрывать не умел, так и сейчас не научился. На лице все написано.

– И что же у меня написано на лице? – прищурился Камнеедов. Раздражение куда-то ушло, осталось лишь усталое любопытство. – В детстве и сейчас?

– В детстве… Ну, я тебя тогда почти не знала, – хихикнула Изабелла. – Я ж прилетела-то позже. А вот в юношестве ты в меня был влюблен.

– Аж два раза, – саркастически усмехнулся капитан. – Хотя… Если с точки зрения физиологии – тады ой, спорить не буду.

– А чего тут спорить? В том возрасте у всех мальчишек мысли одинаковые, как под копирку. И не только мысли. Хотя, признаться, мне было приятно, когда ты заречным из-за меня морды чистил.

Когда я им, а когда и они мне, подумал Камнеедов, машинально потрогав языком выращенные заново нижние резцы. Нет, парнишку он тогда, конечно, уделал, но пару раз этот хренов боксер достал его неслабо. Отец еще ругался, мол, не умеешь драться – не лезь.

– У вас, – постарался не остаться он в долгу, – женщин, в сопливом возрасте тоже все мысли одинаковые. Как бы перед парнями на танцах поэффектней продефилировать да посмотреть, как они слюной капают. Не задумываясь, к слову, о последствиях.

– Обрати внимание, я ведь с тобой даже не спорю, – как-то печально улыбнулась Изабелла. – Да и неважно это уже. Просто тогда вы строили одни иллюзии, сейчас – другие. К примеру, о том, что в больших играх наши личные мнения и чувства играют хоть какую-то роль. Все мы винтики большого механизма…

– Ага, – на сей раз Камнеедов не выдержал и едва не сорвался. Удержало лишь понимание того, что Изабелла в данном случае такой же винтик, только называется иначе. – Солдат есть механизм, к ружью приставленный.

– Именно так. Просто раньше механизм был простой, на уровне зарядил-прицелился-выстрелил-шагнул… и снова зарядил. Сейчас задачи усложнились, и механизмы тоже. Я это тебе говорю не потому, что ты не понимаешь. Все ты отлично понимаешь, но – умом. Теперь пойми всеми остальными частями тела. Когда идет большая игра и на кону будущее страны, наши эмоции, обиды, радости не более чем маленький и не слишком важный штрих. Поэтому я тебя прошу: давай сделаем дело, а скандалы, обиды и прочие разговоры оставим на потом. Ладно?

– Заметано, – кивнул ей Камнеедов. – Взрослые люди, все понимаем… Вытащил вас тогда – что же, ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Так что не бойся, скандалов не будет, а мое умение драться и стрелять от такой мелочи, как недопонимание, не зависит. Но, ты уж извини, вряд ли когда все закончится, я захочу особо разговаривать. Я все же изменился, и куда более меня интересует гонорар. Империя мне его дает, он меня устраивает, работу я сделаю. Чего еще?

– Ничего, – вздохнула Изабелла, вставая. И уже выходя, резюмировала весь их разговор: – Совсем ничего…

Каллисто был типичным, можно сказать, до ужаса скучным желтым карликом, идеально вписывающимся во все научные концепции и потому никому особенно не интересным. Разве что название… Однако и тут все, если вдуматься, просто. Капитан, первым исследовавший систему и, согласно традиции, имеющий право ее назвать, был поклонником классической литературы раннекосмической эпохи. Где, собственно, это слово и выкопал.

У каждого свои причуды, капитан был в своем праве, и картографическая комиссия, покрутив у виска пальцем, согласилась. Да и попробовала бы она не согласиться – в числе наименований звезд иной раз попадались и бессмысленные наборы символов, и просто нецензурные словосочетания. Ничего, регистрировали – традиции, чтоб их. А императоры подписывали – их это, похоже, забавляло. Династия, сама ведущая историю от какого-то бойкого капитана-первопроходца, могла похвастаться своеобразным, но не пропадающим с поколениями чувством юмора. Так что Каллисто – отнюдь не худший вариант.

А в остальном и впрямь просто и скучно. Спектр излучения практически соответствует солнечному.

Размеры и возраст звезды – тоже. Разве что вспышки и цикличность чуть другие, но это вполне нормальное явление. Восемь планет, из них три размерами и массой сопоставимы с Землей и одна с Марсом. Для колонизации без применения технологий экстремального терраформирования пригодны сразу две. Это уже редкость, но не аномалия – встречается, что и три бывает. К тому же одна планета – сплошные джунгли со средней температурой градусов тридцать по Цельсию. И кислорода в воздухе масса. Как следствие, жизнь представлена тараканами в человеческий рост, десятиметровыми сколопендрами и прочей дрянью. Но тем не менее жить кое-как можно. А на второй планете стабильный ледниковый период – слишком мало тепла она получает. Однако же сплошного ледяного панциря нет, на экваторе вполне терпимые плюс двадцать и что-то даже растет. Атмосфера близка к земной, разве что в ней почти процент аргона. Еще луна на орбите чуть поменьше земной болтается. В общем, приемлемо.