Имперский маг

Штернберг давно оставил медитацию над злополучной руной своей воспитанницы, сочтя это бессмысленной потерей времени, но зато нашёл берёзовому амулету новое применение: однажды ради интереса привязал его на тонкую нить и протянул руку с получившимся маятником над планом монастыря. Он обнаружил, что, следуя направлению колебаний маятника, может точно определять местонахождение девицы. Это маленькое открытие его позабавило, но никакого особого значения он ему не придал. Иногда он развлекался тем, что в часы узаконенного досуга курсантов следил за перемещениями своей зверушки, представляя, как она скованно шагает, тоненькая, хмурая, с низко опущенной тёмно-русой головой — сначала через двор, теперь поднимается по лестнице, теперь идёт по коридору, сторонясь других курсантов, словно теней. Эти мысленные прогулки доставляли ему большое удовольствие. Он даже подумывал, не попробовать ли пошпионить за девчонкой в астрале, — но по собственной воле он не был способен выходить в Тонкий мир, для этого следовало нанюхаться всякой дряни, чтобы напрочь отключилось крепко держащее душу тело, и потом, по возвращении, от ядовитых трав долго и мучительно болела голова, — нет, не стоило, пожалуй, со всм этим связываться ради такой ерунды.

Мюнхен 13–17 марта 1944 года

После выходных Штернберга внезапно вызвали в институт. Там его ожидало известие, что накануне автомобиль Зельмана разбился на шоссе под Мюнхеном. От этой новости у Штернберга дыхание перехватило, будто под рёбра заехали сапогом, и руки тряслись, когда он, бросившись в кабинет, схватился за телефон. Слушая в трубке спокойный голос генерала, он смотрел на стальной блеск рычага телефонного аппарата и чувствовал, как сердце болезненно колотится где-то у горла. Истерик. Нервы совсем уже ни к чёрту… Генерал действительно попал в аварию, но, к счастью, не пострадал, однако шофёра увезли в госпиталь с тяжёлыми травмами. Вообще же, история была мутная: водитель не то был пьян, не то померещилось ему что-то посреди дороги. Штернберг вспомнил, с каким жадным вниманием Мёльдерс вгляделся ему в лицо, буквально натолкнувшись на него, спешащего к телефону. У Штернберга аж в глазах потемнело от ненависти. Падальщик. Как он легко и безжалостно раздавил Эзау!.. Вот что значит «охота». Не остановится, пока не загонит жертву, — а потом, полумёртвую, сожрёт. И, тем же вечером встретившись с Зельманом, Штернберг принялся с жаром уверять его, что авария была подстроена, и он точно знает, кем именно. Его горячечный монолог генерал выслушал со скептической полуулыбкой, однако через пару дней Штернберг со злорадством узнал, что Мёльдерса прощупывает гестапо, подняв все материалы о гибели учёных «Аненэрбе».

Мёльдерс же, будучи теперь начальником оккультного отдела «Аненэрбе», давал ход только тем проектам, которые были ему по нраву — и вызывали глубочайшее омерзение у Штернберга. Мёльдерсова обкурившаяся белладонной бригада психопатов изобретала электростанцию, которая заряжалась от огромного количества тонкой энергии, высвобождающейся при массовом убийстве людей в газовых камерах. Таинственный проект «Чёрный вихрь» выметал кассу отдела почище любого урагана. Штернберг подозревал, что Мёльдерс попросту обворовывает отдел, поскольку проект финансировался через ведомство Каммлера, — и Штернберг пустил в ход все свои связи, чтобы натравить на Мёльдерса финансовую комиссию.

Помимо всего прочего, выяснилось, что Мёльдерс обхаживает Гиммлера на предмет подключения своих людей к работе с Зеркалами и Зонненштайном — и регулярно доносит рейхсфюреру о том, что хозяин Зеркал словно забыл об их существовании. Штернбергу стоило большого труда убедить шефа СС в том, что от трупной вони Мёльдерсовых стервятников систему древних так коротнёт, что происшествие в Вевельсбурге покажется фейерверком на детском празднике.

Мёльдерс не смог дотянуть лапы до Зеркал, но в качестве утешения доставил себе небольшое удовольствие: на правах начальника вызвал Штернберга к себе в кабинет и целый час отчитывал, как последнего мальчишку.

— Вы будто на Луне живёте, мой милый юноша. Каждый немец работает в поте лица, чтобы помочь фронту, а вы в своё удовольствие лепите песочные замки, играете в какую-то школу! Со своими жестянками уже наигрались? Вы понимаете, юноша, что сейчас не время для игр?

— Так точно, штандартенфюрер, — цедил Штернберг, глядя сквозь Мёльдерса. А тот наслаждался, заставляя его стоять посреди кабинета навытяжку, смаковал его искристую, пенящуюся ненависть, словношампанское, и ломал всю эту комедию — прекрасно зная, что Гиммлер нарадоваться не мог на школу «Цет» и недавно распорядился повысить Штернберга в звании. Но в одном Мёльдерс был прав: с Зеркалами Штернберг, кажется, «наигрался».