Имперский сыщик. Аховмедская святыня (СИ)

- В моем учреждении никто не якшается с преступниками, - чуть ли не прорычал Александр Александрович.

- Извините, что опоздал, господа, отлучался по крайне неотложному делу, - блеснул в дверях оправой очков румяный полицмейстер, - что я пропустил?

- Витольд Львович считает, что у нас завелся предатель, сотрудничающий с Черным, - не меняя недоброго выражения лица, ответил Константин Никифорович.

- Не исключаю такой возможности, - отвечал Петр Андреевич, - я не говорю, что именно в этой комнате, но изменник может иметься.

- До сих пор не верю, - уперся обер-полицмейстер, - но даже если так. Как нам теперь этого искариота искать?

Вопрос явно был задан титулярному советнику, поэтому он и ответил.

- Пока не представляю. Важно теперь не упустить Черного. Необходимо перекрыть вокзалы и выезды из города.

- Ох, сил-то сколько придется выделить. Да прежде с великим князем побеседовать, - спал с лица Александр Александрович, - с другой стороны, действительно нельзя упускать Черного. Хоть он возможно и ранен, да опасен. Ладно, а ты Витольд Львович куда сейчас?

- В Императорский университет, надо к Галахову Виталию Арсеньевичу заглянуть, он может на кое-что пролить свет... Хотя нет, сегодня же выходной, тогда к нему домой. Он оставлял мне адрес.

- Галахов? Ну ничего себе, я уж думал он давно, прости Господи, преставился. Уезжал он надолго из Славии. Сдал сильно после смерти сына. Ну раз надо, так езжай. Ты, Николай Соломонович, ответственный за вокзалы и выезды. Про эллинги и аэропорты не забудь, чтобы ни одна живая душа у меня тут не выскользнула. Ты, Петр Андреевич, займись волокитой бумажной, ты в этом человек терпеливый. Ну а Константин Никифорович со мной. Давай, голубчик, готовь экипаж, я пока в уборную схожу. Стар стал совсем, пузырь, прошу за подробности, ни к черту. Ночью по пять раз встаю. Ну чего стоите, время не ждет.

Уже на улице, когда Меркулов ловил пролетку, орчук решил полюбопытствовать, чего же интересного может рассказать Галахов.

- Позже узнаешь. Но сейчас мы не к Виталию Арсентьевичу. Сначала заедем к Аристову, хотел кое-что у него узнать.

- А зачем же тогда не сказали, как есть?

- Ну сам подумай, Мих, - загадочно ответил Меркулов, усаживаясь в экипаж и называя извозчику адрес.

- Так вы думаете, что там и был тот искариот? Один из полицмейстеров?

- Видишь, ты уже можешь сводить одно к другому.

- Но хоть не "гусар".

- Кто?

- Николай Соломонович. Я его промеж себя гусаром прозвал.

- А ведь действительно подходящее прозвище. С чего же ты решил, что не он предатель?

- Вы же сами давеча говорили ему лично, что на его счет сомнениев не имеете.

- Так не сказать же ему в лицо, что подозреваю. Представится случай, и остальным полицмейстерам то же самое скажу. Может предатель слабину даст, на том его и поймаем.

- Зачем же вовсе о предательстве речевать было с ним?

- Так все равно одно к двум сводится. Не я сегодня сказал, кто-нибудь завтра. И необязательно невиновный. Может и сам предатель, чтобы от себя подозрения отвести. Так-то...

- Господин, только у меня просьба к вам одна, - неожиданно вставил орчук посреди разговора.

- Говори.

- Давайте хоть перехватим что поесть, ужно кишка кишке бьет по башке, мочи никакой нет.

- Ладно. Любезный, будь добр, через Людские ряды.

Людскими рядами, а в бытность государя Павла - Битыми, называли торговые ряды близ Кремля. Ранее здесь продавали битую птицу, потом зверей охотных, а после и всякую всячину. Вскорости из-за неблагозвучия Битые ряды превратились в Охочие, но в народе их прозвали попросту Людскими - ибо прочему сюда ход был заказан. Помимо разнообразных товаров - полезных и не очень (поговаривали, что на Людских рядах можно приобрести практически все) можно было купить здесь и еду вразнос. Чему именно сейчас Мих был чрезвычайно рад.

- С самого жару, по грошу за пару! Вались народ, от всех ворот, обирай блины, вынимай мошны!

- Подходи добрый человек, купи для друга калач! Не полюбится, сам съешь!

- Вот сбитень, вот горячий! Кто сбитню моего? Все кушают его: и воин, и подьячий, лакей и скороход, и весь честной народ!

- Пряник медовой из муки ситной, с имбирем, анисом, спиртом и водой!

Глаза у орчука разбегались, все хотел надкусить да в брюхо отправить. Завсегда знал, что нельзя в лавку кондитерскую или на ярмарку голодным ходить, слюной весь изойдешь. Или еще чего хуже - накупишь всего, а откусишь два раза и баста, наелся то бишь, деньги потратишь глупым образом. Но сейчас не мог себя сдержать. Почитай со вчерашнего дня не кушал.

Благо, не отказывал ни в чем Меркулов, сам увлекшийся запахом гречневиков. Потому взяли по куску теплого еще пирога, по свежему калачу с большой ручкой, два внушительных свернутых куска ветчины на деревянной палочке по десять копеек, ворох пирожков в промасленной бумаге и жареной колбасы. Запивали все "кислыми щами". Хотел было Мих взять еще тут же, в квасной лавке у инвалида в сбитом набок картузе, провесную белорыбицу или вареную белугу, но вовремя остановился. Теперь это бы скушать.

- Худо, что так едим, господин, - зараз отправил в рот весь кусок ветчины орчук.