Имплантация

Первый механизм можно назвать «институциональным шунтированием», то есть построением обходных путей, байпасов. Все производство новаторского знания шло во Франции Старого режима в обход университета. Роль этих шунтов отчасти выполняли институции средневекового типа, то есть духовные конгрегации, например бенедиктинская конгрегация св. Мавра, под крышей которой родилась современная научная критика текста. Отчасти роль байпасов выполняли такие институции нового, ренессансного типа, как академии. Но наиболее долгая, продуктивная жизнь была уготована новым институциям иного, третьего типа. Эти институции составили то самое «дополнительное подмножество», о котором подробно говорилось выше, во втором очерке нашей книги. Все это «дополнительное подмножество» было создано посредством институционального шунтирования. Как уже говорилось во втором очерке, после начала Великой французской революции путь внеуниверситетского строительства высших учебных заведений, ранее бывший путем обходным, превратился в основной. А после того как Наполеон своими декретами от 10 мая 1806 года, 17 марта и 17 ноября 1808 года воссоздал во Франции университетскую (точнее говоря, факультетскую) систему, путь внефакультетского строительства образовательных институций вновь превратился из основного в обходной. Снова став обходным, он от этого не стал менее насущным. И в XIX, и в XX веке все институции, нацеленные на производство нового знания, создавались во Франции путем институционального шунтирования.

«Вертикальный сговор»

Начиная с созданного в XVI веке института королевских лекторов (будущего Коллеж де Франс), самые важные операции институционального шунтирования осуществлялись во Франции с помощью специфического типа реформаторских действий: этот тип действий можно назвать «вертикальным сговором». Это и есть второй механизм, который мы имеем в виду. Механизм «вертикального сговора» был описан Джозефом Бен-Дэвидом в его книге «Роль ученого в обществе» (Бен-Дэвид, правда, не обозначил этот механизм каким бы то ни было термином). По словам Бен-Дэвида, если в других «важных в научном отношении» странах источником инноваций служили либо конкурирующие инициативы различных независимых университетов и иных учреждений, либо давление и целенаправленная политика научных элит, действующих от лица научного сообщества в целом (в качестве примера Бен-Дэвид приводит английское Королевское Общество), либо же активное лоббирование со стороны формальных и неформальных ассоциаций, членами которых выступали как отдельные ученые, так и научные учреждения (случай, характерный для США), – то во Франции для успешных нововведений требовалось не «горизонтальное» взаимодействие научных учреждений или отдельных ученых, а удачное «вертикальное» сложение усилий, шедших навстречу друг другу сверху и снизу. Снизу шли усилия отдельных научных «антрепренеров» или научных клик (обычно соотносимых с теми или иными политическими тенденциями), а сверху – усилия отдельно взятых администраторов и политиков [Ben-David 1984, 105]; [Бен-Дэвид 2014, 198]. Бен-Дэвид пишет о недолговечности существования подобных констелляций: лишь в редких случаях это благоприятное совпадение индивидуальных воль и властных позиций сохраняется настолько долго, чтобы стало возможным довести намеченную программу реформ до завершения. Самым характерным примером такой недолговечной констелляции Бен-Дэвид называет как раз ситуацию создания ПШВИ.

Замечательно то, что, анализируя все упомянутые выше модели социального взаимодействия, исследователи французского общества и французской истории без малейших оговорок указывают на «французскость» этих моделей. О «французской бюрократической модели» говорит Мишель Крозье. А, например, Франсуа Фюре в 1980 году констатировал: «История французского высшего образования подчиняется закону периферического развития» [Furet 1980, 5]: под периферическим развитием Фюре имел в виду именно то, что мы здесь называем «институциональным шунтированием». Без каких-либо уточнений повторила слова Фюре Брижит Мазон в своей книге о создании парижской Высшей школы социальных исследований [Mazon 1988, 4]. То же самое видим и у Бен-Дэвида: при всем своем профессиональном социологизме и компаративизме он описывает модель «вертикального сговора» как специфичную именно для Франции. Никто из вышеназванных авторов, конечно, не говорит «специфичная только и исключительно для Франции», но тем не менее все они описывают французскую специфику путем ссылки на эти механизмы, безо всякого указания на какую-либо более широкую сферу бытования этих моделей.