Имплантация

Новый же идеал образования обязан соответствовать достигнутому уровню общественного развития и должен представлять собой подготовку активного самостоятельного человека, умеющего приспосабливаться к окружающей природе и к эпохе, в которую он живет, – такова Лависсова транскрипция дюркгеймовского «человека компетентного». Подобная идеология образования, нашедшая себе опору в дюркгеймовской концепции разделения труда как показателя общественного прогресса, подразумевала: 1) значительную дифференциацию и специализацию среднего образования; 2) повышение удельного веса естественных наук, живых языков и практических навыков в программе среднего образования, 3) историзацию и релятивизацию смыслов и ценностей в рамках среднего и высшего гуманитарного образования и, наконец, 4) решительный поворот к практике самостоятельных исторических исследований в рамках высшего гуманитарного образования. С точки зрения сторонников реформ, общим знаменателем всех этих нововведений было их соответствие современности; с точки зрения противников реформ, общим знаменателем всех предлагаемых и внедряемых новаций был утилитаризм и/или релятивизм.

Критика образовательных реформ разворачивается еще в 1890‐х годах. Она строится как апология «либерального» образования в противовес «утилитарному» или как апология «общей образованности» (culture générale) в противовес «специализации». Одним из первых манифестов в защиту «oбщей образованности» стала брошюра Фердинанда Брюнетьера «Воспитание и образование» (1895). Брюнетьер говорит, в частности, о вкладе, который внесли ученые-гуманитарии в дело «дезорганизации публичного образования»:

Если прежняя система воспитания ставила себе задачей формирование «приличного человека», которому учители старались дать «ясные представления обо всем», который не вешал на себя никакой «вывески» и который благодаря именно этой универсальности мог соответствовать любой жизненной ситуации ‹…› то наши эрудиты задались целью формировать неких якобы «cпециалистов», которые на самом деле вовсе никакие не специалисты, ибо невозможно быть специалистом ни в двадцать, ни даже в двадцать пять лет. Зато на глаза этим «специалистам» надеты шоры. И, хотя цель состояла в том, чтобы заставить этих «специалистов» смотреть только в одну сторону – прямо перед собой, – от этого они не стали видеть ни дальше, ни ‹…› прямее. Дело в том, что наши эрудиты умудрились каким-то образом спутать общие представления с представлениями расхожими или банальными ‹…› Но если бы они захотели узнать, какова на самом деле роль общих представлений, я бы отослал наших эрудитов не к преподавателю риторики и не к профессиональному философу, а к естествоиспытателю – к Клоду Бернару и его «Введению в экспериментальную медицину», которое я когда-то сравнил с Декартовым «Рассуждением о методе», в чем нисколько не раскаиваюсь ‹…› Мы знаем, как ответил этот великий физиолог одному из учеников, который преподнес ему свою добросовестную и высокоученую монографию о каком-то животном. «Превосходно, – сказал он, – эта работа делает вам честь. Но скажите: что осталось бы от нее, если бы изученного вами животного по каким-нибудь причинам не существовало?» Я бы хотел, чтобы эти слова Бернара были высечены на фронтоне наших средних учебных заведений,

– пишет Брюнетьер и далее развивает свою мысль: