Но уже к концу 1870‐х, по мере того как развертывается движение в пользу реформы образования, все громче начинают звучать и голоса противников «научного» подхода к словесности. Так, в 1879 году 30-летний Фердинанд Брюнетьер, пока еще присягающий на верность рационализму и свободомыслию, тем не менее уже бичует современную историко-филологическую «эрудицию» за то, что она стремится подменить собою любовь к чтению и литературный вкус как таковые:
Из полумрака библиотек, из недр Школы Хартий вышло в наши дни на свет целое поколение молодых эрудитов, которым прежняя умеренная любовь к литературе и языку Средневековья кажется уже недостаточной. Все это началось с тех пор, как лингвистика и филология узурпировали в формировании эрудита то первое место, которое раньше причиталось одним лишь studia humanitatis [т. е. фактически риторике. –
…inurbanum lepido seponere dicto[52]
,– но стали вместо этого спрашивать, известны ли ему досконально тайны
К теме «приличного человека» Брюнетьер возвращается и три года спустя, в статье «По поводу одного издания Катулла» [Brunetière 1882, 453].
В 1890 году тему «приличного человека» затронул профессор Макс Бонне на страницах своего лекционного цикла «Классическая филология». Во второй лекции Бонне задается вопросом о причинах долговременного упадка, который классическая филология переживала во Франции на протяжении последних двух с лишним веков. Отвечая на поставленный вопрос, Бонне пространно, целыми страницами, цитирует одно из писем некоего анонимного французского профессора классической филологии, опубликованных в английском журнале «Classical Review» (cм.: Anonyme 1887, Anonyme 1888): как кажется, есть известные основания предполагать, что этим анонимом был сам Бонне. Цитируемый в книге Бонне анонимный автор связывает упадок классической филологии во Франции с культурными изменениями XVII века – такими, как перенос внимания на развитие национальной литературы, салонно-светская ориентация этой литературы, роль иезуитских школ с их инструментально-поверхностным подходом к античной словесности и, наконец, культ «приличного человека», исключающий всякую специализацию и всякое «педантство» [Anonyme 1888, 49]; [Bonnet 1890, 60]. Иначе говоря, анонимный автор, с которым полностью солидаризируется Бонне, в основном воспроизводит исторический анамнез французской культуры, ранее изложенный Ренаном в его статье 1864 года «Высшее образование во Франции».
Наконец, в 1893 году позиция сциентистов по вопросу о «приличном человеке» получила формулировку, которую можно назвать классической. По сути выраженных идей в этой формулировке не было почти ничего нового сравнительно с приведенным выше высказыванием Бреаля. Но новая формулировка была гораздо более агрессивной, категоричной и полностью отказывала «приличному человеку» не только в культурном авторитете, но и в моральном праве на существование. Кроме того, отношение к «приличному человеку» было здесь вписано в открыто и последовательно изложенную целостную систему мировоззрения. Речь идет о книге Эмиля Дюркгейма «О разделении общественного труда».
Во введении к книге Дюркгейм писал: