Impossible (СИ)

- Как видишь, - тон Ухуры сделался ядовитым, - ты и правда не понимаешь. Я потратила годы на признание за собой места лучшей, я метила на один конкретный корабль, я тратила ночи и дни на все это, а ты… Ты пришел и, насвистывая, украл мою жизнь!

Кирк отчетливо услышал всхлип; девушка отвернулась, пряча лицо. Черт, черт, черт! Плачущие женщины вызывали у него панику и желание сбежать. Они были как бомба: одно неправильное движение - и взрыв! А это была железная Ухура - ой-ой, он действительно сделал что-то ужасное.

- Эй… Ну Нийота… - он неловко подошел к ней и дотронулся до плеча, но Ухура дернулась, не дав прикоснуться. - Хочешь, я уйду? Я же не хотел, ты сама… Я не люблю, когда во мне сомневаются, ты же понимаешь…

Всхлипы перешли в странный смех. Девушка спешно вытерла глаза и обернулась.

- Ты еще глупее, чем кажешься, Кирк, - бросила она. - Ты не понимаешь.

- Мы вроде прошли этап насчет моей глупости, - буркнул уязвленный Джим; - Что опять, ну?

- Ты - живое доказательство того, что я приложила недостаточно усилий и не смогу стать главным офицером связи на корабле, ясно тебе? Потому что явится такой же выскочка как ты, чтобы отнять годы моего труда - и все будет кончено! Ты - живой упрек! - и она решительно зашагала к общежитиям, игнорируя лужи и поднимающиеся от них брызги.

Положительно, Джим не понимал девушек, вулканца и то понять было проще.

Придется ему отказаться от работы, так что ли?

Кирк огляделся. Пары закончились почти час назад, по студгородку гуляли запоздавшие парочки. Звездное небо очистилось от туч. Недовольство и растерянность быстро сменились тоской звездных ночей, когда Джим и сам не знал, чего он хочет: то ли навсегда убежать в эти космические дали, то ли спрятаться от них в самую глубокую нору. Чертов космос уже пожрал его отца и почти переварил его мать - так почему Джима так упорно тянет туда?

Кирк решительно направился на крышу, чтобы поговорить с небом в одиночестве.

========== Когда цвели подснежники ==========

На клумбах в студгородке можно было бы посадить все что угодно, и оно бы выросло, такой состав почвы там поддерживали. В прошлом году весной из земли резались веселые боевитые крокусы, и Джим искренне радовался, видя их фиолетовые макушки, покачивающиеся у самой земли. Они были настоящие борцы, яркие, сильные, доказывающие всему миру, что имеют право на жизнь.

Нынешней весной чья-то странная фантазия расцветила клумбы целомудренно-белыми подснежниками.

Джим недоуменно разглядывал деликатные нежные цветы. Как кисейные барышни, они, казалось, готовы вот-вот упасть от каждого порыва ветерка. К тому же, они были ядовитыми. Что-то, в общем, в них было чуждое Джиму; и все же равнодушным они не оставляли, вызывая неуместное желание спрятать и защитить.

Солнце было еще высоко - весна полностью вступила в свои права, а Джим спешил через расцветающий клумбами и влюбленными парами студгородок в корпус к ксенолингвистам. В его падде, почти доделанная, ждала своего часа статья.

На самом деле он думал отказаться от исследования. Зачем ему это? Он не из этой тусовки, выиграл пари у самой Ухуры, вызвал удивление почти настоящего вулканца… Зачем идти дальше? От него не ждали ухода, так почему бы не доказать всем в очередной раз свою непредсказуемость? Если бы кто-то спросил об этом Джима, он бы рассмеялся и сказал, что во всем виноваты метафоры.

По правде говоря, он увлекся. По-настоящему, просто и незатейливо, без лишних планов увлекся емкими метафорами ромуланского, сам не заметил, как нарыл целую кучу материала для статьи… и начал писать.

Первую его заготовку Спок раскритиковал в пух и прах: по его словам, она годилась скорее для литературного творчества, нежели для серьезного исследования. Поначалу Джим разозлился, а потом едва не расхохотался - перед ним был настоящий вулканец, действительно. Даже в таком творческом деле как метафора он видел свою математику и требовал того же от Кирка.

Кисло перерыв кое-какую литературу, Джим неожиданно для себя проникся и «зацепил» нужную волну. Эту часть работы Спок принял сдержанным кивком и педантично указал на места, где следует углубляться. Джим азартно прищурился и, отменив пару свиданий, сделал требуемое и еще чуть сверху. Увидев, как по лицу остроухого холодильника расползается довольное выражение (хотя увидеть это было сложно - скорее, какие-то детали, говорящие о том, что оно не такое как всегда), Кирк едва не запрыгал: в конце концов, он болел за свою работу, да и вызывать эмоции у вулканца давно стало его любимой забавой.

Как-то, листая материал, Джим вдруг наткнулся на пословицу: «На дне самого холодного озера может спать самый жаркий вулкан». Пословица его позабавила, и он мысленно прицепил ее на спину Споку в доказательство ошибок ромуланских мудрецов. Собственно, он бы и продолжал так считать (редкие оттенки эмоций на лице Спока Кирк списывал на человеческую половину), если бы не один случай.

Случай Джима сначала напугал.