Читаем Импрессионизм. Основоположники и последователи полностью

В «Балконе» уже мерещится это прикосновение к очень личному ощущению персонажа. Призрак романтической тайны странно соединен со светским «предстоянием» персонажей: Берта Моризо, Фанни Клаус, скрипачка из квартета Св. Цецилии (близкая подруга одного из приятелей Мане), художник Антуан Гийме и — в полутемной глубине комнаты — сын Сюзанны Ленхоф и Эдуара Мане Леон Коэлла.

Картину нетрудно интерпретировать и как отстраненное изображение изысканнейшей по цвету, лишенной психологической интриги сцену, и как ледяную сатиру на праздных и скучающих буржуа-интеллектуалов, синтезированную с колористическим экспериментом. Персонажи не смотрят ни на улицу, ни друг на друга, они существуют как визуальная данность. Действия нет, как нет и никакой эмоциональной связи между героями, царствует лишь «триумф силуэта и пространственного построения планов»[120].

Эдуар Мане. Балкон. 1868–1869

На первом месте обычная для Мане совершенная композиционная архитектоника: два будто просвечивающих друг сквозь друга ромба — один образован светлыми силуэтами женских фигур и как бы соединен светлыми же пятнами рук стоящего мужчины; другой — вся группа в целом, виртуозно разорванная темным вертикальным зигзагом. Но главное — вся эта странная стройность, вся эта суровая рафинированность пятен, валёров и цветовых сочетаний, эта горькая гармония черного, молочно-платинового и зеленого, в которой угадывается цветовое выражение состояния души главной героини. Не «психологический портрет», но, если угодно, цветовой эквивалент не выраженных внешне, неясных, но сильных страстей.

Как часто живопись предвосхищает литературные образы и мотивы! Она не продуцирует, а просто угадывает их, и, сочиняя свои светские новеллы о суетных и легкомысленных аристократках, Мопассан не думал о картинах Мане, да скорее всего и не знал о них. Просто два гения ощутили одни и те же точки напряжения, страдание и горечь, ведомые самым беспечным созданиям, увидели роскошь и беспечность, круто смешанную с болью. И оба сумели вплавить все это в «вещество искусства», спасающее и зрителя, и автора от груза моральных проблем.

В соприкосновении искусства Мане и Мопассана (о нем еще будет случай вспомнить, когда речь пойдет о картине «Бар в „Фоли-Бержер“» Мане) особенно остро видится это уже упоминавшееся в начале книги пронзительное качество и устремление французского искусства: к истине, но не к морали.

Эдуар Мане. Завтрак в мастерской. 1868

«Балкон» и «Завтрак в мастерской» — единственные картины, где Мане скупо приоткрывает перед зрителем аспекты своей личной жизни. В «Завтраке в мастерской» еще менее реального действия: сюжет лишь обозначен натюрмортом на еще не убранном столе. В центре Леон Коэлла в соломенной шляпе, за столом — господин с сигарой в сером цилиндре (художник Русселен, товарищ Мане по мастерской Кутюра), на заднем плане — служанка, несущая кофейник. С точки зрения действия, мотива картина может вызвать недоумение — сотрапезники уже в шляпах, меж ними — ни динамической, ни пластической, ни эмоциональной связи. В этом смысле картина полностью классична: достаточно вспомнить почти лишенные действия композиции Яна Вермеера Делфтского или даже Терборха. К тому же в основе картины, скорее всего, — некое достаточно случайное, но острое зрительное впечатление, воспоминание, где ощущения цвета и пережитых эмоций ассоциативно и сложно сплавились в единую художественную ткань. Призрачная жизнь мастерской, где встречаются разные люди, ситуации, вещи, где естественное течение домашнего быта соединяется со срежиссированными ситуациями, постановками, предметами, где естественно (как в этой картине) соседствуют рыцарские доспехи, раковины съеденных устриц, сигарный дым и неожиданно беззащитный и ласковый взгляд главного персонажа, устремленный в сторону зрителя, открывает художнику неограниченный кредит фантазии и импровизаций. В полотне смутно угадывается странный мир будущего «Бара в Фоли-Бержер»: разобщенность людей и лучезарное единение колорита, поддержанное совершенной композиционной логикой.

Матовые жемчужные, сизые, пепельно-золотистые оттенки — фон для смело, плотно и корпусно написанных насыщенных пятен: бархатного жакета Леона, темного сюртука Русселена, черных теней под столом и открытого цвета листьев деревца, растущего в фаянсовой вазе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Косьбы и судьбы
Косьбы и судьбы

Простые житейские положения достаточно парадоксальны, чтобы запустить философский выбор. Как учебный (!) пример предлагается расследовать философскую проблему, перед которой пасовали последние сто пятьдесят лет все интеллектуалы мира – обнаружить и решить загадку Льва Толстого. Читатель убеждается, что правильно расположенное сознание не только даёт единственно верный ответ, но и открывает сундуки самого злободневного смысла, возможности чего он и не подозревал. Читатель сам должен решить – убеждают ли его представленные факты и ход доказательства. Как отличить действительную закономерность от подтасовки даже верных фактов? Ключ прилагается.Автор хочет напомнить, что мудрость не имеет никакого отношения к формальному образованию, но стремится к просвещению. Даже опыт значим только количеством жизненных задач, которые берётся решать самостоятельно любой человек, а, значит, даже возраст уступит пытливости.Отдельно – поклонникам детектива: «Запутанная история?», – да! «Врёт, как свидетель?», – да! Если учитывать, что свидетель излагает события исключительно в меру своего понимания и дело сыщика увидеть за его словами объективные факты. Очные ставки? – неоднократно! Полагаете, что дело не закрыто? Тогда, документы, – на стол! Свидетелей – в зал суда! Досужие личные мнения не принимаются.

Ст. Кущёв

Культурология
Мифы и предания славян
Мифы и предания славян

Славяне чтили богов жизни и смерти, плодородия и небесных светил, огня, неба и войны; они верили, что духи живут повсюду, и приносили им кровавые и бескровные жертвы.К сожалению, славянская мифология зародилась в те времена, когда письменности еще не было, и никогда не была записана. Но кое-что удается восстановить по древним свидетельствам, устному народному творчеству, обрядам и народным верованиям.Славянская мифология всеобъемлюща – это не религия или эпос, это образ жизни. Она находит воплощение даже в быту – будь то обряды, ритуалы, культы или земледельческий календарь. Даже сейчас верования наших предков продолжают жить в образах, символике, ритуалах и в самом языке.Для широкого круга читателей.

Владислав Владимирович Артемов

Культурология / История / Религия, религиозная литература / Языкознание / Образование и наука