Я отслеживаю каждую секунду времени, что Катерина находится в операционной. Восемь часов сорок семь минут и двадцать девять секунд… тридцать секунд… тридцать одна… Врач несколько раз приходила брать кровь у Мари, все это время я не сдвинулся с места.
Я просто застыл.
Плач Анны Рид доносится до меня, как из-под толщи воды. В клинику также приехали Элеонор, Эмма и Чон. Даже гребаный доктор Уилсон, который в миллионный раз наматывает круги по коридору, заставляя меня думать о тысяче и одном способе его убийства.
Я сжимал ее запястья столько, сколько мог, но ей повредили лучевую артерию и она потеряла слишком много крови.
Я отказываюсь думать, что будет, если Кэт не помогут, но мой отнюдь не нейротипичный мозг заводит меня в ловушку мучительного ужаса.
Я не смогу жить без нее.
Катерина – мой единственный смысл, единственная причина, почему я все еще просыпаюсь по утрам.
Я никогда не забуду, как при кровотечении под ее кожей образовался отвратительный синяк. Я пытался стереть его, но он не исчезал, а пульс становится медленнее… и медленнее… и медленнее…
Почему она? Почему не кто-то другой? Если бы моя кровь подходила по резус-фактору, я бы отдал каждую унцию, я бы обменял свою жизнь на ее, но я, блядь, ничего не могу сделать.
Я сижу и жду, пока стрелки часов отбивают полночь.
– Что я говорила тебе, Анна? – ужасно плаксивый голос Эммы прорывается сквозь щелканье костей Уильяма и тиканье часов.
Она дрожит от ярости, кидая на меня злой взгляд. Мне не надо поворачиваться, чтобы видеть его. Половина людей в этом коридоре меня ненавидит, и я разделяю их чувства.
– Он доведет ее до этого. Как ты могла отдать ее в лапы дьявола? Разве ты не видишь, что он настоящий псих! Я…
– Замолчи, Эмма, – Элеонор садится рядом и дотрагивается до моей дрожащей руки. Я даже не чувствую это прикосновение. Наверное, я умер в тот момент, когда увидел Катерину связанную и измученную. – Если кого-то и следует винить, так это Уильяма Сноу. Его нашли?
Мой рассудок еще там, в холле заброшенного дома вблизи Лондона. Там, где бессознательную Катерину толкают назад – прямиком на тонкое стекло. Я едва успел поймать ее. Однако в моем убитом сознании она летит вниз. На разбитые стекла. Сценарий повторяется из раза в раз в моей больной голове, изредка прерываясь на воспоминания о том, как, все еще держа Кэт в руках, я достаю нож и метаю его в горло ублюдка, который толкнул тот самый стул. Лезвие попало в сонную артерию, кровь сочилась из него, как из крана. О, и я знаю: он умер.
Я перешел черту. Я убил человека. И сделал бы это еще раз.
– Нет. Каким-то невероятным способом этот ублюдок смог сбежать, но Петров уже взял след. После падения акций компании все его связи с судьями Лондона посыпались как карточный домик. Кастил, ты слышишь меня? – Чон сжимает меня за плечи. – Аарон прибрался за нами, но «ICE Group» будет трудно вернуть.
Эмма вскакивает с места и тычет в меня пальцем:
– Это все твоя вина, Сноу! Ты слышишь меня? Это все из-за твоих гребаных игр элит и войны с твоим отцом. Если она умрет, это будет твоя вина!
– Ты права, – мой голос хриплый, мертвый, пустой. Такой, какой был до встречи с ней. – Это моя вина.
Она кидает на меня свой безумный взгляд и вдруг захлебывается слезами, когда видит врача. Тот снимает маску, его лицо изможденное и уставшее, а в глазах… гребаное сожаление.
Я даже не дышу с того момента, как он вышел из операционной.
– Доктор, как все прошло? – даже назойливый голос Уилсона не возвращает меня к жизни.
– Нервы на левой руке восстановлены не полностью, вероятно, у нее будут проблемы с двигательной активностью. Миссис Сноу также потеряла много крови, но к счастью, доноры нашлись быстро. Сейчас ее состояние стабильное, но будет лучше, если она пробудет в интенсивной терапии еще какое-то время.
Доктор с индийскими корнями смотрит только на меня, когда произносит самые лучшие слова на свете. Вероятно, он проникся моими угрозами и той суммой, что я перевел на его счет. Но все это неважно.
Важно только то, что
Мое сердце делает громкий удар, а дыхание восстанавливается.
Мари бросается в объятья к матери, которая все восемь часов пятьдесят шесть минут и четырнадцать секунд не прекращала плакать. Может быть, ее любовь к дочери была такой же черной и ненормальной, как и моя.
Не говоря ни слова, я ухожу и набираю номер Дамиана:
– Ты нашел его?
– Еще нет. Скорее всего, он где-то в воздушном пространстве. Я могу воспользоваться твоими базами?