– Ты порезалась, – он хватает меня за локоть и практически пинком ведет в сторону раковины, чтобы промыть рану.
Место, где его пальцы касаются моей кожи, словно наэлектризовано. На несколько напряженных секунд между нами повисает тишина и я сопротивляюсь желанию обнять Кастила.
Я упираюсь другой рукой в его грудь, губы дрожат, когда на меня обрушивается целая лавина эмоций:
– Отпусти. Я могу сделать это сама.
Чуть ли не порвав рукав моего белого джемпера, он одним движением задирает ткань и подставляет мои пальцы под струю теплой воды. А потом его глубокий злой голос ударяет меня как хлыст:
– Я так не думаю, Катерина. На самом деле, я думаю, что ты хреново справляешься с потребностями своего тела.
Я сжимаю зубы. Ненавижу, когда он разговаривает со мной, как с ребенком.
– Я не резалась специально.
– Ты хочешь, чтобы я поверил, что у тебя нет скрытого мотива самоповреждений?
К черту сдержанность. Она хоть раз привела меня куда следует?
Я делаю глубокий вдох, прежде чем излить ему все. Буквально
– Тебя это заботит? Серьезно?
– Меня заботит все, что касается тебя, – говорит он ровным тоном.
Он смотрит на меня с минуту, все еще касаясь моего запястья. Его большой палец медленно поглаживает место со шрамом – так медленно, как будто Кастил едва сдерживается, прежде чем сделать со мной что-то нехорошее.
Черт побери, он не имеет права злиться. Не тогда, когда он выбросил меня в очередной раз. Не тогда, когда я каждый день, каждый час, каждую гребаную минуту и секунду скучала по нему на протяжении всех этих недель.
Извините, поправка: на протяжении семи лет.
– Знаешь что? Я тебе больше не верю, – я делаю шаг назад, сглатывая слезы и почти не контролируя дрожь. – Я прекрасно помню, как на твоей руке висела мисс Грейсон, ах да, и, кажется, еще множество других девушек, которых я совершенно беспочвенно ненавидела, когда видела вас в новостях. Ты хочешь развода? Хорошо. Я наконец смогу переспать с кем-нибудь помимо тебя, а ты выберешь себе новую жертву и оставишь меня в покое.
Мое сердце едва не падает в желудок, когда Кастил закрывает кран, поворачивается, а затем резко тянет меня на себя, намотав мои волосы на кулак.
– И кого же ты трахнешь, миссис Сноу? – шепчет он мне на ухо. – Может быть, ванильного и милого доктора Уилсона, который будет трястись при мысли о том, чтобы дотронуться до твоей кожи? Тебе не нравятся спокойные занятия любовью, Кэт. Твоя киска с радостью течет, когда я играюсь с ножом или когда ты убегаешь от меня. Ты хочешь, чтобы тебя жестко трахали и душили, ставили метки и преследовали.
– Это ты сделал меня такой, – бормочу я в ответ и сопротивляюсь желанию зажмуриться, когда он наклоняет мою голову и проводит носом по бьющейся жилке на шее.
Какого черта?
У меня просто выработался рефлекс, как у собаки Павлова. Это абсолютно ничего не значит.
– Неужели? – хрипит Кастил. – Ты можешь врать себе сколько угодно, но мне – никогда. Прими свою девиантную суть, Катерина.
Слеза скатывается по моей щеке, и я уворачиваюсь в последний момент, прежде чем его губы отравят кожу. Он и вправду превратил меня в свою шлюху, но так больше не может продолжаться.
– Просто дай мне уже эти документы, – шепчу я. Мои плечи опускаются, а в груди образуется одна зияющая дыра. – Сделай то, за чем приехал. Разрушь меня в последний раз и выметайся из моей жизни.
Я делаю глубокий вдох и выдох, чувствуя, как в горле образуется ком и меня медленно накрывает паника. Черт, у меня никогда не случалось приступов в присутствии Кастила, но, вероятно, все меняется.
У меня даже нет сил сопротивляться, когда он поднимает мой подбородок большим и указательными пальцами, глаза сужены, челюсть сжата:
– Ты сама хотела этого. И я, блядь, даю тебе шанс избавиться от меня.
Кастил смотрит на меня сверху вниз, прожигая своими мертвыми глазами, и я ломаюсь окончательно:
– Почему ты не приехал домой? Ни разу за эти недели?
– Я давал тебе больше времени. В твоем кабинете лежат документы о расторжении брака, заверенные юристом и с твоей гребаной подписью. Не делай лицо мученицы.
Я слышу хлесткий звук, прежде чем понимаю, что я дала Кастилу пощечину. С его ненормальной координацией и нечеловеческой реакцией он мог отвернуться, но не сделал этого. А затем вдох застревает в моем горле, потому что сильные руки хватают меня за талию, поднимают в воздух и сажают на столешницу.
Теперь его яростные глаза находятся на одном уровне с моими. Я замираю в оцепенении, когда он наклоняется ниже и запирает меня в ловушке, уперев ладони по обе стороны от моих бедер.