Импровиз. Магия менестреля

Чашу терпения переполнили гонения на священнослужителей и, в особенности, на местного епископа Малька, позже причисленного к лику святых, пытавшегося увещевать правителя. Герцог, имя которого сохранилось только в записях историков, на страница пыльных инкунабул в храмовых библиотеках, приказал схватить Малька, заточил его в подземелье, где долго и со вкусом пытал, прижигая калёным железом, срезая кожу со спины и посыпая раны солью с перцем. Вырывал ногти. В конце концов Малька распяли на городской площади вниз головой, и народ не выдержал. Поднялись и чернь, и праны, и даже священники взялись за оружие. Кровожадного герцога загнали в самый дальний замок, который взяли штурмом, сбросив негодяя со стены на копья ликующих повстанцев. Но после победы Великие Дома устроили такую грызню за короны, что людям пришлось снова браться за оружие. На этот раз духовенство, чернь и мелкопоместные дворяне примерно наказали разгулявшихся не на шутку пранов из богатых и именитых родов. Да так успешно, что в Лодде не осталось ни единого Великого Дома. Совет епископов принял непростое решение — взять власть в свои руки. Остальные их поддержали.

С тех пор на юго-западной оконечности материка появилась держава — единственная из двенадцати, — где правили церковники. Совет выбирал главу и двух заместителей, которые занимались текущими делами в управлении государством, а для принятия особо важных решений собирался весь епископат. Лодд, нельзя сказать, чтобы процветал, но жил очень неплохо по сравнению с погрязшими в войнах Трагерой и Кевиналом. Првада, Ланс не слишком любил лоддеров. За излишнюю набожность, за возведённую в ранг достоинства бережливость, за проскальзывающее в делах и поступках ханжество. Они пили вино, скрываясь от посторонних глаз. Они заводили любовниц, проповедуя благочестие. Объедались под покровом ночи, днём изображая аскетов. Они очень сильно, напоказ любили свою державу… Собственно, в последнем не было ничего дурного, кроме того, что напоказ. Славословие на площадях, пение гимна надо и не надо, флаги, флажки и флажочки из всех окон, ленточки цветов Лодда на одежде. Наличники, три тысячи болотных демонов, выкрашенные в цвета державы!

Но вояками лоддеры были неплохими и держали любых врагов в отдалении от своих границ. Дали несколько сражений браккарцам и трагерцам на море, отучив их разорять побережья. Но, удовлетворившись достигнутым, не слишком развивали армию и флот, да и торговать не любили, предпочитая продавать свои товары приезжим купцам, а не возить их по дальним державам. Поэтому в Аркайле, к примеру, лоддера было встретить сложнее, чем обитателя предгорий Карросса. Ну, почти так же трудно, как райхемского дикаря.

Если забрать от мыса Фроуд на юго-запад, корабль неминуемо очутился бы у берегов Голлоана, если держать курс прямиком на восток, форштевень упёрся бы в отлогие берега Райхема. А путь на северо-запад вёл к Браккарским островам мимо полуострова Кринт, который отделялся от громады Тер-Вериза узким и длинным жемчужным заливом. На Кринте у Ланса имелись кое-какие друзья, с которыми он не прочь был повидаться, если сложатся обстоятельства. Когда-нибудь…

Но сейчас менестрель вовсе не рвался отдохнуть телом и душой в обществе весёлых и разухабистых кринитйцев. Вот уже десятый день он ходил, словно пришибленный мешком из-за угла. Ланса альт Грегора одолевали сны. Уже много лет его не посещали еженощные сновидения — яркий, цветные, запоминающиеся. А теперь они приходили вновь и вновь, врезаясь в память, оставляя странное послевкусие, горчащее, как крепкая настойка, которую так любили унсальцы. В них он часто видел друзей, но вовсе не кусочки из их прошлой жизни, а какие-то новые события, с трудом подвергавшиеся толкованию. Например, третьего дня всю ночь напролёт они пытались с Коэлом вывести из герцогского замка вороного коня. Город обстреливали тяжёлой артиллерией — с моря или с суши, люди спешно покидали жилища, рушились здания, — но друзей волновало лишь спасение коня. А коня этого каким-то чудом затащили на третий этаж покоев герцога и заперли в комнатушке с узкой дверью. Ланс не помнил, спасли они или нет благородное животное, но в памяти сохранились отчётливые картинки винтовых лестниц, переходов, незнакомых вооружённых людей, с которыми они дрались.

И так почти каждую ночь.