Импровиз. Магия менестреля

Сегодня во сне он шагал по городу. Стояла ранняя весна — только-только сошёл снег. Мостовую покрывали остатки льда, то здесь, то там блестели лужи. На плечах Ланса лежали тяжёлый плащ и груз прожитых лет. Он чувствовал себя лет на шестьдесят, не меньше. Ныли суставы, частило сердце даже при неторопливой ходьбе, ужасно болел плохо сросшийся перелом левой щиколотки. Старая рана мучила его так сильно, что менестрель опирался на трость, но всё равно припадал на больную ногу. А в правой ладони он сжимал руку ребёнка лет пяти шести, знаю при этом совершенно точно — это его сын. Так бывает во сне. Кое-что ты знаешь совершенно точно, на том же уровне уверенность, как постулат, что солнце встаёт на востоке, а подброшенный к небу камень падает вниз. Сын. Единственный. Будущий. Поскольку до сих пор у менестреля не было ни законных детей, ни бастардов. Наследник Дома Багряной Розы. Они шагали вдоль по весенней улице. Пригревало несмелое солнце. Камни под ногами плакали талым льдом. А впереди высился дом с широким крыльцом, выложенным чёрным гранитом. На это крыльце стояла она. Жена Ланса и мать его сына. К ней они и направлялись. Сердце менестреля билось всё чаще и чаще. Но вот беда… Как он ни силился, но не мог различить лица ждущей его на ступенях женщины. Рост, фигура, цвет волос… Но не лицо.

И эта мысль мучила Ланса. Грызла сердце острозубым червём. Как та минога из садка короля Ак-Орра тер Шейла. Ввинчивалась, как раскалённый шкворень. Кто она? Кто? Реналла? Анне? Какая-то другая женщина, ещё не знакомая менестрелю?

Ланс какое-то время полежал под одеялом, пытаясь восстановить в памяти черты лица, но не слишком в это преуспел. Поднялся, оделся, вышел на палубу.

По «Лунному гонщику» сновали матросы. Топали босыми пятками, негромко переговаривались. Шкипер Тер-Ган, возвышаясь на квартердеке, отдавал резкие, короткие команды. Мгновение, другое понадобилось альт Грегору, чтобы понять — каракка заходит в поворот оверштаг. До сих пор, идя наискось к ветру, они меняли галсы фордевинд, чтобы не попасть в мёртвую зону или, как говорят моряки, левентик[1]. Похоже, корабль поворачивал на запад. Подбежав к левому борту, Ланс разглядел вдалеке тёмную полоску суши. Кринт?

— Скоро разомнём ноги на твёрдой земле, пран!

Обернувшись, менестрель увидел рядом с собой лупоглазого юнгу. Его звали Снарром, это Ланс узнал дней через двадцать путешествия. Но всё это время мальчишка исправно ухаживал за ним, как самый вышколенный слуга. Приносил еду, убирал со стола, а когда альт Грегору ещё не позволялось надолго вставать с постели, то и ночной горшок выносил.

— Кринт? — спросил менестрель, уже догадываясь об ответе.

— Ага! Во-он, справа сереет бастион. Это южный бастион Кранг-Дху. Вы бывали в Кранг-Дху, пран?

— Приходилось, — кивнул менестрель. — Вот в Кранале не был. Но у меня есть знакомцы оттуда.

— А вот первый раз на Кринте буду… Хотя кринтийцев видел.

— Ну, и как они тебе? — усмехнулся Ланс.

— Суровые. На море они, конечно, нам, браккарцам продуют, а вот на суше, говорят, суровые.

— Да. Это точно. Не знаю, как на море, а на суше я с ними сражался. Крепкие ребята.

Менестрель припомнил одну из своих «трагерских» компаний. Лет двадцать назад. Мелкие стычки на границе с Кевиналом переросли в серьёзное противостояние, на которое и великий князь и великий герцог закрывали глаза, предпочитая дипломатические игры. Вековечный спор на небольшую горную долину — виноградники, виноградники, виноградники, но… В это «но» всё и упёрлось. Какой-то заезжий рудознатец усмотрел на горном склоне выход пород, очень похожих на те, что сопутствуют залежам серебра. Он начал ковыряться, перебирая одни камни за другими. Потом принялся рыть ямки, стараясь докопаться до скального основания горы и таки нашёл среброносную жилу. Если бы учёный муж не был таким беспечным и болтливым, каким он был, он остался бы жить, как и десятки других людей. Хлебнув сверх меры вина в придорожной таверне, он разболтал о своей находке. Местный трагерский пран быстренько прибрал трепача к ногтю, бросив в подземелье, откуда тот так и не вышел, скончавшись от скоротечной горячки, вызванной холодом и сыростью. Но, не беду, о найденном серебре услышали кевинальские купцы, торговавшие в мелкую розницу по сёлам соседней державы и заменявшие пошлину мздой начальнику стражи, который в свою очередь укрывал нечаянный доход от Дома, которому служил. Они быстро перенесли весть через границу и вложили её прямиком в уши другого прана, на этот раз кевинальского, который тут же вспомнил, что шесть поколений назад эту долину оттяпали у его пращура не вполне законно.