Менестрель ощутил, как ярость сжала горло. Нет, этим браккарцам верить нельзя! Что за народ такой — сплошь лжецы и хитрецы. Мать родную продадут, если почуют выгоду, а уж человека вокруг пальца обвести и вовсе раз плюнуть. И король тоже хорош! Разливался соловьём, лез в душу, а потом взял и соврал. И как теперь узнать — в остальном Ак-Орр был честен или играл с ним, как кошка с мышкой? Сейчас бы запустить кружкой в лоб королю, перехватить рукоять кинжала, который висит на поясе у главного сыщика, и…
Ещё года два назад Ланс так бы и поступил, не раздумывая.
Тогда он бросался, очертя голову, в любую схватку, отвечал на каждый вызова, кто бы ни бросал его — человек или судьба. Не пускал в сердце страх и не отступал перед трудностями. И ведь побеждал! Одерживал верх благодаря стремительному натиску тогда, когда, казалось, нет ни малейшей надежды на успех. С тех пор он изменился. Нет, не стал трусом — смерти он не боялся. Ни когда хватался за шпагу, ни когда всходил на эшафот в Аркайле, ни сейчас. Просто в сердце поселилось равнодушие. Будто выгорело что-то изнутри. Желание ломать судьбу, играть с нею, побеждать и чувствовать радость от свершений сменилось безразличием. И хотя иной раз в душе вспыхивали порывы, подобные нынешнему, какой-то второй Ланс, уютно обосновавшийся рядом с первым, прежним — решительным и неукротимым, шептал: «Пусть всё идёт своим путём, как получится, так и получится…»
Он стиснул зубы до хруста. На щеках заиграли желваки, которые не мог не заметить Ак-Орр.
— Не зря говорят, что браккарцам верить нельзя, — глухо проговорил менестрель. — Что ж… Сегодня я убедился в этом лишний раз. — Он положил нож и вилку, отодвинул от себя тарелку. — Готов выслушать ваше величество. Наверняка у вас есть ко мне дело, коль прана Дар-Вилла везла меня через два моря и терпела мой несносный нрав больше месяца.
Король нахмурился.
— Не думал, что моя шутка так вас расстроит, пран Ланс. Я хотел, чтобы наша беседа и дальше шла в доброжелательном русле. — Он снова потёр нос. — Поскольку, следует заметить, в чём-то вы правы.
— И в чём же, ваше величество, если мне будет позволено спросить?
— В том, что вы мне нужны.
— Но не для мести за Ак-Карра тер Верона, насколько я понимаю?
— Вот дался вам этот мальчишка, пран Ланс! Я терпеть его не мог, если быть предельно честным. Художник неплохой. Завтра я покажу вам его картины… Или пран Дар-Пенн покажет. Но заносчивый, наглый, глуповатый. Я не мог отдать королевство в его руки, как бы Ак-Нарт этого не хотел. На самом деле, вы сослужили мне услугу. Я ваш должник. Поэтому приказал Дар-Вилле привезти вас в Бракку.
Ланс хотел возразить, мол, не слишком велика услуга, но… Во-первых, постоянно перебивать королей не только неприлично, но и чревато какой-нибудь изысканной казнью — тут уж усекновением головы или расстрелом из аркебуз не отделаешься. Во-вторых, он, в самом деле, ничего не потерял из-за того, что Дар-Вилла вытащила его из тюремной кареты и затащила на «Лунный гонщик». Ну, почти ничего, если не считать Коэла, который — вполне возможно — остался бы жить. Перевешивает ли это преимущества, полученные менестрелем от побега из Аркайла? Вряд ли… Может, потому и обрушились на него вселенская усталость вкупе с непреодолимым равнодушием? Да, вероятнее всего, именно потеря друга сыграла с ним злую шутку, а вовсе не тоска по утерянной родине или, скажем, страдания из-за разлуки с Реналлой.
Родина — это, конечно, здорово, хорошо бы увидеть поля, рощи, сады храмы, городские стены, порт Аркайла, но путь к нему не заказан. Пройдёт время и можно вернуться, прибыть инкогнито и, если не совершать необдуманных поступков, пожить какое-то время в знакомом с детства городе.
Любовь? Рано или поздно она пройдёт, зарубцуется сердце, оставив только воспоминания, по большей части светлые. Ведь, сколько ни копался Ланс в собственной душе, не смог там найти обиды по отношению к волшебной девушке с глазами цвета морской волны. Она ничем не виновата, что встретилась на его пути. Напротив, он должен быть только благодарен, за всколыхнувшиеся чувства, за мечтания, томление, даже за страдание.
Недалёкие люди вечно пытаются пересматривать жизнь со словами, а что было бы, если бы… Глупее занятие трудно придумать. Менять прошлое не дано никому. Святые не могут этого сделать и даже Вседержитель, а что уже говорить о людях, о простых смертных? Ошибки прошлого следует принимать, как наказание свыше за какие-то свои слабости, а достижения — как награду, за проявленные смелость, ум, доброту. Так полагал альт Грегор. Давно. Ну, не с детства конечно, но последние десять-пятнадцать лет точно. И не просто принимать, а стараться вести себя в настоящем так, чтобы промахи не повторялись, а успех всё чаще и чаще шёл рука об руку с тобой. Ну, может быть, здесь на Браккаре удастся начать новую жизнь? Или, по крайней мере, не опозориться, оставшись в памяти людей великим менестрелем, а не жалкой тряпкой и нытиком.