Не зря, ох, не зря, менестрелю казалось, что он разглядел фигурку Дар-Виллы на борту. Браккарская шпионка из тех гончих, что, раз встав на горячий след, от погони не оступается. Они потеряли из виду «Бархатную розу», когда начался шторм, но опытным морякам не оставило труда определить, куда именно снесло айа-багаанское судно. Они, конечно, могли вернуться и доложить прану Нор-Лиссу, что менестрель, натянувший нос не только тайному сыску Браккары, но и её знаменитым на весь свет учёным, погиб, канул в пучине вод, но предпочли убедиться, что он не сидит где-нибудь на скале и не мечтает разжечь костёр, чобы приманить проходящее мимо судно.
Мысли эти промелькнули в голове Ланса, словно стриж, делающий гнездо из слюны. Он присел на корточки, сожалея о том, что не может слиться с серовато-бурой скалой. Вот проклятые пираты, не могли хотя бы нору какую-то в камне вырубить для укрытия от лишних глаз. Надежды, что его просто не заметят, приняв за валун или пятно на горбе острова, никакой. Уж, если у айа-багаанского шкипера Эльшера алла Гафура имелась зрительная трубка, позволяющая видеть, как на ладошке, то, что находится в полулиге от тебя, то уж у многомудрых браккарцев, отправившихся в погоню с твёрдым намерением покарать своевольного аркайлца, наверняка найдётся и кое-что посерьёзнее. Захотят найти, найдут. А уж в отсутствии рвения и упрямств северян обвинить трудно. Если им что-то нужно, из-под земли достанут. Что тогда говорить о голой скале посреди моря?
Возвращаться в Бракку менестрелю не хотелось. Он твёрдо решил сопротивляться до последнего и, поглядывая на приближающуюся каракку, подобрал полено поухватистее. НЕ шпага, конечно, но и с деревяшкой опытный фехтовальщик кое на что способен. Пусть сунутся. А если окружат и обезоружат, можно ив море прыгнуть. Желательно при этом захватить с собой пару браккарцев, чтобы у акул получился обед пороскошней. Ланс никогда не выделялся полнотой, а после скитаний и переживаний совсем отощал — кожа да кости, а ведь рыбам тоже есть хочется.
По мере приближения корабля, становилось заметно, что шторм, изуродовавший «Бархатную розу» не пощадил и его. Грота-марсель выделялся более тёмным цветом, чем все остальные паруса, выбеленные ветром и солёными брызгами. Верхний рей на фок-мачте носил следы ремонта, а фордуны шевелились на ходу, напоминая растрёпанную дерюгу. Вместе с тем Ланс не мог не отметить — в подлунном мире не рождались ещё мореходов, лучше барккарцев. Сперва они не допустили тех повреждений, что привели фелуку южан к гибели, а потом быстро починили рангоут и такелаж.
«Лунный гонщик» приближался неторопливо, скользя в полулиге с севера от островов. Менестрель на том уровне, на котором затравленный зверь догадывается о наступающей на пятки погоне, чувствовал ищущие его глаза. Ему не нужно было видеть напряжённо застывшего в «вороньем гнезде» наблюдателя или выстроившихся вдоль борта свободных от вахты матросов. Он кожей ощущал взгляд Дар-Виллы, который не сулил ничего хорошего. Браккарская шпионка не из тех женщин, что прощает обиды. Попасть в её руки после всего, что между ними было, откровенно говоря, боязно.
Как и следовало ожидать, заметили менестреля очень скоро.
Замахали руками! Заголосили! Забегали вдоль борта!
Ланс покрепче сжал полено. А что ему оставалось?
Может, и к лучшему? Снова угодить в плен к островитянам вместо того, чтобы умирать от голода и жажды на голой скале? Как-то неприятно звучит, отдавая чем-то мерзким, похожим на скользкого червя или гнилую раскисшую грушу, лопающуюся под пальцами. Неужели он, Ланс альт Грегор из Дома Багряной Розы дожился до такого, что готов позабыть о чести и гордости? Ради чего он готов терпеть унижения? Гнев всколыхнулся внезапно, заставляя выпрямиться и скрестить руки на груди, не выпуская из одной из них дубинки.
Нет такой причины, по которой он, альт Грегор, сдастся без боя браккарцам!
А как же надежда помочь Реналле, которая в ней очень нуждается? Эта непрошенная мысль закралась под темя ядовитым южным паучком из тех, которых ни за что не разглядишь, пока не укусят.
Ничего! Свет клином на ней не сошёлся! Найдёт себе молодого и богатого, не впервой!