Импровизаторы. Саквояж мадам Ренар

Крысы нигде не было видно. Коварик на борт не вернулся. Явился только Кангас, изо всех сил делая вид, что он ни при чем, никого не трогал и вообще. Перед отходом судна Хэннен рявкнул в кубрике: «Все на борту?», и ему отозвался нескладный хор: «Да, сэр, все!»

Теперь Д. Э. Саммерс смог вздохнуть спокойно. Весело насвистывая, он заменял лопнувший грота-гика-шкот. Высоко забираться не понадобилось, и от этого настроение искателя приключений заметно улучшилось.

– Куда тянешь, куда тянешь? – пролаяли за спиной.

Это был Кангас. Джейк вытер лоб – солнце палило нещадно – и оценил обстановку. Если шкот натянуть слишком, изменится угол паруса. Собьется курс. И виноват в этом будет ясно кто. А как понять, слишком или не слишком? Палубный задрал голову, разглядывая паруса. Стравил немного. Придал верхней лате такое положение, чтобы она смотрела в том же направлении, что и гик. Как будто правильно. Ну, если неправильно, это станет понятно очень скоро. Спрашивать у этого субъекта – уж точно себя не уважать. Кангас маячил сзади, явно намереваясь не дать палубному пройти. Джейк «споткнулся», и матрос с ругательствами растянулся на палубе.

– Что, – поинтересовался Д. Э. Саммерс, – ножки не держат?

Уж не знаю, леди и джентльмены, удивитесь вы или нет, но Д. Э. опять оказался под арестом.

– Что это столько ябед развелось? Откуда только? – поинтересовался он у старшего помощника. – То кока юнга обижает, то теперь Кангасу от меня досталось ни за что ни про что. Вы не знаете, мистер Хэннен?

Хэннен смерил его взглядом.

– Язык-то придержи, – посоветовал он.

– Есть, сэр, придержать язык, – отозвался Джейк. – Но только, боюсь, придется мне поселиться в канатном ящике.

Он посмотрел на молчащего Хэннена и пояснил:

– Ну, я же не Кангас, ябедничать не к лицу.

С этими словами палубный гордо отправился отсиживать очередное нарушение дисциплины.

– Эй? Ты как? Вставай, дитя порока. Вставай, у нас неприятности!

Федор растолкался не сразу. Потом понял. Сел.

Директор завода вызывал на ковер менеджера по персоналу и еще десять человек.

Они успели как раз к тому моменту, когда директор, господин Хикипяя, быстрым шагом шел по коридору. Его пузо подпрыгивало под тонким джемпером, подбородок с наметившимся зобом трясся, седые усы и брови гневно топорщились. Дверь кабинета захлопнулась за ним со страшной силой.

– Ага, – сказал его превосходительство. Он притормозил у двери, немного постоял, не решаясь повернуть ручку, потом храбро вздохнул и вошел.

Когда дверь снова открылась, Федор обогнал выходящих товарищей и бросился вниз по лестнице.

Лев тоже не стал толкаться в коридоре. Еще не хватает обсуждать увольнение менеджера по персоналу. Не надо злить человека, который, может, и выпил из вас всю кровь, но перед уходом всегда успеет выписать лишний штраф.

– Есть справедливость на свете. – Федор сидел на травке, вертел в зубах желтый цветок и любовался облаками. – Лео! Есть справедливость?

– Ты чего, оправдываешься?

– Ему как, ночевать с нами надо было, чтобы за всем уследить? Установить за каждым видеонаблюдение и все записи самому просматривать? Он-то здесь при чем?

– А вы бы спросили, Теодор, откуда все стало известно.

– И откуда все стало известно?

– Стукнул кто-то, вот и стало. Дружба такая специальная. Тоже, кстати, его обязанность. Неформальная. Теодор, что же вас всему надо учить! Элементарных вещей не знаете.

– Не узнали кто?

– Не-а. Подозреваемых человек пять. И то…

Федор встал, сунул руки в карманы и подтянул штаны.

– Ты знаешь, похоже, ошибся тот хиппи. Ну, помнишь, лысый дрыщ, такой, в татуировках? Он еще говорил, что ничего нет, кроме нашего отношения к чему-то? Ну, вся эта ересь про пустотность мира и иллюзорность собственного «я». Как не помнишь? Ты же всё время рядом вертелся.

Лев только моргал.

– Из меня месяц пьют кровь, а он ничего не видит! – возмутился его превосходительство. – Посмотрите на него, люди добрые!

Лев хотел было оправдаться, но его превосходительство уже сменил гнев на милость.

– Забери меня салат, мирозданию не наплевать. Мы с вами, Лео, наблюдаем акт вселенской справедливости.

Примерно в этот момент радость Льва Березкина испарилась. Вместе с гипотезой о том, что у его превосходительства, возможно, есть совесть.

– Если отсюда уехать, где мы аудиторию на твои фокусы возьмем? – упавшим голосом спросил Лев.

– Юнга! – рявкнул капитан Бабридж.

Прислушался и повторил:

– Юнга, черт подери!

Он неприязненно оглядел М. Р., появившегося в кают-компании, – тот шел, как мог, одергивая на ходу рубаху.

– Что вы там все еле ползаете? – опять отворачиваясь к карте, проворчал капитан. – Ползают, ползают, как мухи в гальюне!

И тогда на М. Р. Маллоу снизошло озарение – не давая капитану произнести более ни слова, он стал читать:

Пишет парень любимой письмо:
Новостей, мол, всего ничего,
И погода, мол, ясно,
Не волнуйся напрасно.
Два чирья на заду у него.