Импульсивный роман

— Нет, — просто ответила Фира, ослабнув от облегчения: ей показалось, что Машин спокоен. — Не вышла я. Стала надеваться. — Тут она закраснелась, но Машин и бровью не повел на ее откровения. — Наделась и думаю. — Теперь Фира рассказывала скоро и гладко, перескочив через страшное признание, которое не состоялось, — про Машина. — Думаю, если пойду к им, напугаются, а слышу шепот-то мущинский (Машин молчал, слушал, только скулы его стали будто больше и угловатее), тогда я, значит, не стала прислушивать, а дверь-то потиху открыла, думаю, думаю, скажу — здравствуйте — да уйду. Кто, мол, пожаловал таково поздно. Я-то дверь раскрыла, она у их двустворчатая и таково тихо раскрывается, одна-то половинка. И не услышишь так-то. А им куда — озоруют. Он ее заваливает, а она в капоте. Капот-от разошелся, он к ней, а шинелки нету, а вижу — сертук-то старорежимный.

— Брешешь, — грубо сказал Машин.

— Вот и нет, вот и не брешу, — плаксиво запричитала Фира, — да чтоб мне лебеду вместо хлиба исть, да чтоб…

— Хватит, — сказал Машин.

Но Фиру обиженную было не остановить.

— Что это вы, товарищ Машин, со мной грубости допускаете. Вы с нею допустите, а не со мной. Я вам как на духу. Могла бы и не приттить. Пусть озорует, мне что. Поозорует, а с вами погуляет, глазки вниз. А те́и — свои. Парня того я видала, он живет в доме, где ейные проживают. Черный такой, складненький. Мать у него фуфыря-расфуфыря ходила все. Юбка не юбка, кофта не кофта, а сама вдовая и пенсион не великой. В заграницах все жила и попивает. Я к ей на уборку ходила, меня немцы посылали, дак она стаканчики всё разноцветные готовила. Намешает чего-то, намешает, ягодку кинет и выпьет. И меня угощала, я раз выпила, дак цельный день как дурная ходила. А она ничего. Только веселая сделается и все в какую-то тетрадочку пишет да головой потряхивает. А парень у нее в кадетской гимназее учился. Черный такой, невеселый, не в мать. И не в отца. Отец белый был волосом, высо-окий. А энтот маленький, чернявенький…

Фира могла еще час рассказывать про все, что знала о Коле (она его теперь вспомнила), но Машин ее не слушал и не слышал. Он поверил Фире. Не могла она врать, с этими подробностями, с этим «наделась и думаю»… Подробности эти она придумать не могла, а могла только вот так нескладно рассказать. И как он смел на нее кричать, разве она виновата, что не умеет рассказать, но женщина она честная. Увидела — пришла, рассказала. А лучше было бы, если б не рассказала? Эх, Машин, кто же ты есть теперь?.. А та — чудовище, думал Машин. Чудовище. И тогда бежала к тому мальчишке. А с ним заигрывала, как с представителем властей, который понадобится. Хитрая тваренка. С мальчишкой роман крутит. С сопливым кадетом. С мелочью, думал Машин, уловив что-то из Фириных разглагольствований.

— Ну вот что, — сказал Машин. — Вы идите. У меня дел много. Мне не до этих историй. Кто с кем хочет, тот с тем и спит. Идите, Фира.

Фира ушла недовольная, Машин спасиба не сказал, сидел будто и без интереса, только на нее вызверился. А кто его знает — может, и без интереса. Это она по-бабьи решила, что Машин «интересуется» Евочкой. А может, и нет. Ну их, зло сплюнула Фира, обтянула платком голову и пошла прочь. Надо бы не говорить ничего, пусть бы сами расхлебывали.

Машин после ее ухода надел шинель, шапку и, прямой, узкий, слегка кособоча, прошел коридором и вышел на улицу. Пошел к конюшне. И через несколько минут ехал по дороге из города. Было у него дело в районе, а так как он через день уходил на фронт, то дело надо было решить неотложно. Ехал он шагом, и ему бы насладиться снежной низкой равниной под солнцем. То лиловой, то оранжевой, то голубой или красной. А то и зеленой, как смарагд. Драгоценной. И более драгоценной, чем что-либо иное на свете. Но разве мог он насладиться? Разве видели его глаза, которым в час черных дум дарована была эта мимолетная, никогда не повторяющаяся, никем не запечатленная красота? Ушедшая за минуту навсегда. Такая, какой была. Тишина и хрустальное цоканье копыт? Машин был черен.

Теперь он думал об Эвангелине не так изысканно — чудовище — а просто: сучонка, глупая тварь, дрянцо.