in0

Никогда прежде город на Неве не вызывал у меня особых чувств, может, оттого, что впервые я побывал в нем очень морозной зимой, лет 13 от роду. Осталось ощущение какой-то зябкости, созвучное строгости зданий и прямости улиц. Вскоре город Ленина превратился для меня в город, извините, Виктора Цоя, вроде забрезжила какая-то симпатия, но ненадолго. В 1990-м я оказался там в дни молодежного траура, снова было неуютно. В начале 90-х были студенческие алкотуры в бар «Жигули» (пиво было изрядно дешевле, чем в Москве, ради этого не жалко было тратиться на билеты), но они плохо запомнились. В 95-м приезжал летом, прекрасно гулял по крышам, но одновременно получил тяжелую сексуальную травму... Короче, отношения с городом складывались неоднозначно.

Этой зимою я снова прибыл в Петербург. Холодно, темно, дождь, мокрые ботинки. Никогда Питер не встречал такой гадкой погодой, однако, теперь это почему-то раздражало гораздо меньше. После Москвы здесь почти все выглядит глубоко настоящим, великолепно нестройным, нечесаным — и дома, и очень многие люди. И вот хожу я где-то (ориентируюсь в Питере я по-прежнему плохо), сворачиваю в переулки, и с каждой минутой делается все теплее. Наконец понимаю, в чем дело: я шаг за шагом возвращаюсь в Москву начала 90-х, в свои любимые, несуществующие более подворотни Китай-города.

Здесь так же безлюдно, такие же сутулые, давно не крашенные стены, увитые вязью вентиляционных и водосточных труб, такие же нелепые вывески, офисы не пойми чего, ведомственные столовки. Иду дальше, и время движется вспять все стремительнее: во дворах появляются лотки с какой-то паршивой бижутерией. Достаю фотоаппарат и сразу получаю по шее: чаво надо, это мой рынок! Настоящие ужасы перестройки. А за следующим углом меня наконец озарило: это же знаменитый Апраксин двор, огромный паршивый рынок в самом центре города, в паре кварталов от Невского. Публика, конечно, стремная, но зато какая красота вокруг — настоящий лабиринт старинных торговых строений, брусчатка, чугунные галереи без конца и края. Москва моих грез, и одновременно совсем другой город.

С такими вот удивленными чувствами я и отправился на встречу с Еленой Юдановой, прекрасной участницей прекрасной группы «Колибри». Несколько лет назад мы с Леной незабвенно пили коньяк в культовом московском стояке «Аист», сегодня я тайно надеялся на что-нибудь столь же романтичное.

Встретились на приснопамятной улице Рубинштейна, у дома 13, бывшего рок-клуба. Ностальгия обломилась: ремонт, во двор не пускают, хотя в подворотне — прежние граффити: «НОМ — короли Петербурга», «Цой жив». Вот, говорю, Лена, а некоторые люди сказывают, что мифический Цой существовал на самом деле...

— Да кто ж знал тогда — молодой парень симпатичный, скромный. В гости к кому придешь — там Цой сидит, поет, ну поет и ладно.

Мы неспешно идем в сторону Пушкинской улицы, сворачивая в переулки, вглядываясь в темные арки подворотен. В одном из дворов надпись большими буквами: «Защити свой дом от сноса». Рядом к стене притулилась кирпичная сарайка, поросшая березками.

— Деревья на стенах — очень типично. А еще есть много таких крыш и балконов, люди живут, а на балконе у них березы. У нас же скверов мало, и застраивают их постоянно. Вон тот скверик, на углу Дмитровского переулка, отстояли. Тут такой митинг был, нас тоже приглашали, но мы проспали.

Мы заходим в безымянную поилку на Стремянной улице — крохотный стояк без закусок, в пластмассовые стаканчики разливают водку, 72-й портвейн и шампанское (!), очень приятная атмосфера. Потом еще в какое-то славное заведение, где подают изящнейшие канапе с аналоговой черной икрой, по 8 рублей штука. Северная Пальмира пленяет меня все больше и больше. И, наконец, выходим к довольно основательному заведению по имени «Двадцаточка».

— Вот это место теперь даже модное. С тех пор как газета «У метро» обнародовала атлас дешевых рюмочных, такая разная публика здесь стала появляться, молодежь с гитарами, явно приезжая, иностранцы. Приличные люди, приходят и спят, как полагается, на столиках. С этого места как раз и начинается Коломенская, очень бомжовая улица. Вот здесь дорогие магазины и прочее, а шаг вправо-влево и я тебя уверяю... Жителей, которые запирают воротами знаменитые прежде проходные дворы, я понимаю в принципе. Но я не могу назвать это трущобами — просто реальный, живой мир. Причем это еще вполне приличные дворы, а на Васильевском вообще, будто мхом покрыто. Ты не был на улице Репина? Это уникально, потрясающе, вот там настоящий старый город, еще не тронутый реконструкциями.

На следующий день я поехал на улицу Репина и действительно остался доволен. На Репина мне вспомнилась Новая Голландия, заколдованный остров без набережных, неокультуренные берега, печальнейший из объектов грядущей реконструкции. Доводы сторонников радикальных преобразований вполне понятны: ваша романтика дурно пахнет и грозит обрушением, все эти острова, дворы, крыши подлежат ликвидации, потому что они хрупкие, дряхлые и грязные.