Иначе не могу

«Динка, у тебя глаза не карие и даже не орехового цвета. Они очень теплые. Ласкают. Даже когда ты злишься, они не бывают злыми. Я люблю смотреть, как ты удивляешься чему-либо: переламывается бровь почти под прямым углом — немного смешно даже».

Теперь даже подумать дико, что ОН мог быть совсем другим. В свои двадцать восемь лет Дина почти не знала мужских объятий, если не считать тягостных отношений с одним пятикурсником из бауманского училища. Было в них что-то лихорадочное, надломленное. Была исступленная близость, но без ощущения этой высокой чистоты.

«Динка, я сделаю все, чтобы ты была счастливой. Я, к тому же, мастодонт, как Сергей зовет. На мои плечи можно взвалить впятеро больше нормы — выдержу».

«Сергей… Он как-то говорил, что человек, обманувший один раз, обманет снова, и еще подлее. Это вроде лечения алкоголизма сильнодействующими средствами: если снова запить, человек превращается в животное. Кого ты убеждаешь, Сережа? Я-то знаю, какими глазами ты смотришь на телевизор, когда на экране появляется эта самая артистка…» Дине почему-то казалось, что эта женщина с капризным рисунком рта не заслуживает переживаний Старцева. Казалось — и все.

«У нас будет сын. И назовем его Виталькой. А если дочь — Диной. Не хочу, чтобы в роду Осташковых переводились эти имена».

Андрей внезапно открыл глаза.

— Я не спал, — сказал он хрипловатым голосом. — Я все время наблюдал за тобой. О чем ты думала?

Сергей говорил долго и путано, боясь поднять глаза. Не то, чтобы он чувствовал большую вину перед Надей, но он не хотел видеть знакомого болезненного выражения на лице девушки, появлявшегося в минуты, когда Сергей уходил в себя и не замечал ее.

— Можешь считать меня подлецом, соблазнителем и так далее. Но так честнее будет: ничего у нас с тобой не получится, Надя. Прости, если сможешь. — Он выпрямился, в упор взглянул на нее. Рука с сигаретой замерла у рта.

Надя смотрела на него на редкость спокойно и понимающе. И что-то похожее на нежность, на зрелую женскую снисходительность было в ее взгляде.

— Я знаю, Сережа… Не казнись и не наговаривай на себя. Думаешь, я не понимала, что все это пройдет, разлетится, как, — она дунула на сжатые в щепотку пальцы. — Я видела, как ты мучаешься, психуешь, мечешься. И рада, что в эти дни с тобой рядом была… Конечно, ты прав. Если нет ответного… Гоняться за тобой я не собираюсь, не бойся, пожалуйста. — Губы ее дрогнули. — Мне с тобой все равно было хорошо…

Сергей напряженно смотрел на нее. Положил руку на сразу же отодвинувшееся плечо.

— Надюша…

— Все, Сережа.

— Послушай меня.

— А зачем слова-то? Ну, к чему? — У девушки задрожал подбородок. — Спасибо за честность, за то, что не виляешь.

Сергей долго смотрел ей вслед и думал о том, что этот раунд выигран не им. Впрочем, просто ли раунд?

Может, нечто большее?

Настя всхлипывала. Никто еще, кроме Сафина и Анатолия, не видел ее слез. Фартук прижат к лицу. Густые волосы заколоты кое-как.

Анатолий с расстроенным лицом топтался возле нее, не решался дотронуться: он панически боялся женского плача, особенно после того, как услышал плач Генкиной матери. Правда, причина слез здесь была иная.

— Теть Насть, да хватает слез и так.

— Тетя Настя, миленькая, ну что вы. Перестаньте!

Сергей жался к окну и, не зная, куда девать руки, пощелкивал пальцами. Затем решительно подошел к Пастуховой и сел перед ней на стул.

— Поплакали? Ай, какие мы чувствительные! Может, бромчику, Настасья Павловна?

— Будет тебе, теть Настя! — уговаривал Анатолий. Что вы за народ такой, женщины! С горя — в рев, с радости — в рев.

Настя встала, вытерла слезы, отвернулась, поправляя волосы. И низко склонила голову:

— Спасибо вам, ребята. За сердце ваше. И не только в квартире тут дело, поверьте мне…

Анатолий почему-то шагнул в кухню. Открыл кран — бешеная струя воды взорвалась чашеобразным фонтаном.

Анатолий, Сергей и Люба расстались на площади — у каждого были свои дела.

Обстановка явно накаливалась. Анатолий — его на время перевели в бригаду Старцева взамен заболевшего рабочего — с любопытством наблюдал за происходящим.

— Нет, — отрезал Сергей.

— Надо, — изо всех сил пытаясь придать голосу мягкость, настаивал Фатеев.

— Я сказал — нет.

— Я говорю — надо, — повторил Фатеев, и в голосе послышалось отдаленное звучание стали.

— Мои люди не полезут в амбар. Точка.

— Через двенадцать часов надо заполнить амбар нефтью. Хранилище переполнено. Можешь понять?

— Это не входит в обязанности подземников. Я бы согласился, вы знаете, если б не ваше упрямство.

— Нет, это ты упрямишься! — взорвался наконец Фатеев и встал в знакомую позу: голова вскинута, руки за спиной. — Убирайся к чертовой матери, если работать не хочешь!

— Перестаньте орать! — повысил голос и Сергей. — Ваше право подобрать других, но мои ребята не полезут. Давайте шланговые противогазы.

— Где я их возьму сию же минуту? — вскипел снова заведующий промыслом. — Рожу, что ли? Все же дырявые! Время дорого!

— У вас есть машина. Съездите на пятый промысел, там, я слышал, валяется десять комплектов новеньких противогазов. Полчаса всего потратите. Чем тары-бары разводить…