Корабль все шел вперед, пересекая Круглое Море. Котена не замечала смену дня и ночи. Лишь изредка кто-то приносил им плошки с рисом и овощами. Через какое-то время в каюту пленниц зашел дюжий смуглый матрос. По форме Империи Велла он носил небеленые шаровары и широкий красный кушак поверх короткой рубахи. Широкими плечами чужеземец закрыл весь дверной проем.
– Кто из вас Котена? – на ломаном наречии Ветвичей произнес он.
– Она, господин, она, – указала на Котену подобострастная служанка и потянула пленницу за руку, заставляя подняться с кровати.
Котена промычала что-то неразборчивое, но повиновалась. Ей не хотелось, чтобы кто-то ее тащил или бил. Это вывело бы ее из оцепенения, а оно пусть и неправильно, но дарило мнимый покой.
– Вхаро хочет видеть тебя, птичка, – ухмыльнулся матрос, хватая за плечо и сопровождая в каюту капитана.
Котена вышла на свет, глаза резанули слишком яркие лучи. Они играли повсюду, нападая и с вышины, и с воды, отраженные в волнующейся глади моря. Слезы повисли на ресницах, но не от горя или ужаса, лишь от мелькания разноцветных бликов, лишь от блестящей ряби. Море переливалось и ударялось о борта огромного корабля с косыми парусами.
«А гребцов-то сколько!» – поразилась Котена, глядя на множество людей, которые сидели на длинных лавках. Но если на княжьих ладьях с веслами управлялись сами воины, то здесь на каждом из крепких молодых мужчин звенели в едином ритме тяжелые кандалы.
Отец не рассказывал о таких изуверских способах передвижения по морям. Корабль шел ходко, хотя паруса не трогал даже легкий бриз. А людей на веслах временами стегали по загорелым спинам надсмотрщики. Но ни криков, ни даже стонов не срывалось с потрескавшихся губ. На носу корабля гудел похоронным ритмом тяжелый барабан из бычьей кожи. И множество невольников вторили ему слитными движениями весел. Конечно, пятилетней девочке отец не повествовал о таких ужасах, о такой безысходности.
Теперь Котену повели через ряды этих бесконечных страданий. Она выхватывала случайные лица мужчин, тайно надеясь, что один из них Вен Аур. Но нет, бесполезно – она не слышала песни. И только ловила взгляды остекленевших мутных глаз, то голодные до женского тела, то сочувственные, то безразличные, как у смертельно раненых. На палубе застыл безмолвный крик, вплавленный в гул барабана. Сердце и сущность Котены тоже остались где-то в этом тяжком звуке, когда ее втолкнули в каюту капитана.
Капитана? Чудовища, урода, темной твари, изощренной в своих злодеяниях. Он стоял напротив высокого стрельчатого окна, словно в княжьем тереме, и цедил густое алое вино. Оно напоминало кровь, кровью же сочился виноградный сок с его пальцев, когда Вхаро отщипывал ягоды от крупной грозди. Так же он отрывал людей от их родных, увозя за море.
– Котена, – ухмыльнулся он, приближаясь.
Он сменил походную кожаную куртку на длинный парчовый халат. Всё по заморской моде. Да все равно располосованная шрамами рожа выдавала в нем разбойника. Котена ожидала, что ощутит хотя бы ненависть, хотя бы кинется в попытке выколоть ему глаза или причинить любую боль. Но она лишь безвольно застыла посреди каюты. Может, так лучше. Она не провоцировала врага, который ходил вокруг нее, как хищник возле добычи. Зря он считал ее оленем, а себя волком. Она тоже хищник, она тоже умела когда-то бежать через лес и вцепляться в жизнь клыками. Но она мертвый волк. Да и он дохлая ворона, хоть и скрывал это под парчой и шелками. Она видела его истинную форму, в которую Вхаро разучился возвращаться. И оттого окончательно перекинулся в падальщика, богатого и совершенно омерзительного.
– Как тебе мой «Ворон»? – ухмылялся он, обводя рукой каюту. – Понравился? Столько людей – и все подвластны мне! Да, у Однорукого оказалось отличное дело, а припрятанные богатства Игора лишь помогли мне, как и ваша нелепая война. Хе-хе, ловко я обдурил Ауду. Она-то решила, что в выигрыше осталась. А не получила ничего, кроме шубы и коня. Пусть подохнет с ними в канаве.
– Ты убил ее? – бесцветным тоном поинтересовалась Котена.
Она боролась с непривычной сонливостью. В последнее время на нее столько всего обрушилось разом, что она не чувствовала ничего перед лицом новой опасности. Или так ее сразила гибель любимого мужа. Они, два новых существа, двое Иных, не представляли жизни друг без друга.
– Да сдалась мне она, эта Ауда, – отмахнулся Вхаро.
– А если найдет тебя так же, как ты нас? – бросила Котена, не слишком задумываясь о словах.
Она пристально поглядела на врага, ожидая реакции. Он мог ударить ее, хлестнуть пощечиной, отвесить пинок – она бы даже не вскрикнула. Что эта маленькая боль по сравнению с невыносимым страданием, которое она пережила в Пустыне Теней? Два ножа, две глубокие раны. Последний оклик Вен Аура. Разве сравнится с этим какая-то пощечина? Но и ее не последовало. Вхаро лишь рассмеялся, запрокидывая голову:
– А ты забавная! Руки у нее коротки. И у тебя.
– Я к тебе и не тянулась, – ответила Котена, вцепляясь пальцами скрещенных рук в предплечья.