Сабрина не врала, что живёт здесь с бабкой всю свою жизнь. Она тут и родилась. Её мама, красивая, каких свет не видывал, по бабкиным словам, откормила её грудью ровно месяц, а потом пропала. «Ушла туда же, откель появилась» — туманно отвечала старая ведьма, и только потом девочка поняла, что та знала, знала, но не хотела ей, малявке, всего говорить, чтобы случайно не проболталась…
Может, она себе многое додумала. Но остались в памяти такие вещи, которые навоображать невозможно.
Бабка ей всё рассказала перед смертью. Почуяла, что вот-вот Седая за ней явится, собрала все свои книги и зелья, рассортировала — а то вечно всё в куче валялось. Сабринке написала наставления. О чём-то переговорила с Янусом. Выпила весь настой от боли в подреберье, что в доме был. И слегла
Полдня лежала, глаза прикрыв, и только по колыханию лоскутного одеяла можно было понять, что живы ещё эти мощи.
Наконец подняла веки. Поманила Сабринку пожелтевшим пальцем. И сама она вся стала жёлтая, нехорошая… но ведьмочка её не боялась. Умирающих и мертвецов бояться глупо, зло творят не они, а живые. А от бабки она только добро видела.
— Ухожу, — просипела бабка. — Погоди. Дай. Воды.
По торжественному тону девочка догадалась, что водица нудна была особая — из Главного пузырька, который берёгся бабкой, как зеница ока.
— Пять…
Ровнёхонько пять капель упали в стакан с обычной водой — и произошло чудо. Едва глотнув, старуха задышала ровно, пропала страшная желтушность, на щеках заиграл румянец… Сабринка чуть не уронила стакан, который придерживала, когда помогала напиться. Бабуля выздоровела? Да отчего же сразу не…
— Погоди, не радуйся, — бабка махнула рукой. — Полчаса-час у меня есть, а потом Седая меня заберёт. Она уж пришла, ты её просто не видишь. За меня не бойся, я, наконец… отдохну в покое… За себя бойся.
Пожевала губами.
— Самаэлева дочь ты, вот кто. Княжна молодая.
Стакан всё-таки упал на лоскутный коврик. Сабринка попятилась. Бабка всё-таки бредит?
Та лишь усмехнулась.
— Город наш был раньше городом змеелюдов, слыхала?
Точно, бредит… Нельзя уходить. Надо побыть, уважить последние-то минуты…
— А они не только по земле передвигались, но и под землёй. Им так привычнее. Не поняла? Есть ещё и подземный град, о котором мало кто знает, ходов и путей там невиданно, коли заплутаешь — навек там и останешься, если только провожатого не найдёшь… А провожатый у тебя найдётся, да не сегодня, а ко времени…
— Бабушка, о том ли нам сейчас нужно?.. Да и зачем мне туда соваться? Чего я там не видала, под землёй-то?
— Отца ты не видала, вот что. Видение мне было… Нет, об этом не буду. Слушай, душа моя…
Помедлив, бабка продолжила:
— По такому вот ходу твоя мать и сбежала от Мастера. Уже на сносях была, тебя ждала. Марциал дю Гар — вот его имя, Мастера-то, самого гнусного когдуна, мы все перед ним сущие ангелы… Он сумел выманить твою мать из Лабиринта. Сам туда однажды кинул, для жертвоприношения, а твой отец её спас и унёс к себе. Оберегал, прятал, но так и не смог защитить. Дю Гар с помощью демона усыпил Самаэля, а Молли выманил наружу его иллюзией. Так она и попала к нему в лапы. Да не она сама ему была нужна, а ты, ты…
Сабрина помертвела.
Она?
Пусть бабушка будет и впрямь не в себе, очень уж страшно!
— Не знаю, что уж там Мастер с детьми творил, а только, говорят, много в его замке брюхатых дев ходило. Кто рожал, а про кого ещё страшнее говорят — будто дю Гар из них вырезал нерождённых ещё младенцев и неизвестно что с ними делал. Господь да покарает его чёрную душу… Оттого-то Молли, как смогла, так и сбежала, знала, что её и тебя ждёт. Чудом каким-то спаслась. Про катакомбы и тайные пути под городом, она от слышала Самаэля, поэтому и пряталась под землёй, к своему мужчине не пошла, знала, что там в первую очередь искать будут. Двое суток бродила под землёй, пока не встретила деда нашего Януса. Он её ко мне и привёл.
Похоже, действие волшебной водицы заканчивалось. Старуха слабела на глазах. Ведьмочка слушала, боясь пошевелиться.
— Ох, страшно мне было её прятать-то, да только… — Закашлялась-засмеялась. — Розыск-то по городу уже объявили, стража шастала по всем домам, а ко мне уже трижды заглядывала, вот я и решила, что, раз Бог троицу любит, то больше они сюда не сунутся. Так и вышло. А то, что твоя мать кричала, когда рожала — так мы уже не боялись, ко мне и за этим бабы захаживали, чтобы в родах помогла, потому из соседей никто не удивился и не прибежал узнавать, кто вопит и отчего… Месяц она тебя покормила, вся издёргалась, от каждого стука вздрагивала. А потом взяла с меня слово, что пригляжу за тобой, нипочём не брошу… И ушла. Сон ей, говорит, снился, будто дю Гар её выслеживает и вот-вот настигнет, чует он её. Вот и не захотела, чтобы вместе с ней и тебя нашёл. Куда ушла — не спрашивай…
Бабка вздохнула, прикрыла глаза, странно вытянулась — и умерла. Как-то сразу Будто стоял рядом некто, терпеливо поджидавший, когда она закончит дозволенную речь, а когда нужные слова отзвучали — взмахнул косой и срезал эту жизнь, как малый колосок.