Иная судьба. Книга III

«Сам» — это прозвище здешнего правителя, Самаэля. Чтобы, значит, всуе не поминать. Так его местные перекрестили. Сущности он от рождения змеиной, вернее сказать — полузмеиной, и не потому, что гад, а природа у него такая — змеелюд. Они, почитай, только здесь и оставались, да ещё где-то в Тартарии, за Уральскими горами. Самаэль здесь долго княжил, лет сто, не меньше, и город при нём, говорят, расцветал. Жили здесь бок о бок люди и полузмеи, и ничего, никто друг друга не грыз, даже роднились. Был этот Самаэль особым, вроде как даже не Змей, а Полоз, что значит — с магией знался. Вот он и возомнил о себе больше, чем следует. Гордыня, брат, она доведёт… как меня — считай, до петли, так ведь кто и подзуживал: врежь этому мерзавцу в правый борт, чтоб пасть-то свою не разевал, отыщет он тебя, как же… Кхм… Вот, значит. При последней войне с бриттами старик Вильям собрал в Ла-Манше все свои посудины и двинул значит, прямо сюда, прямым курсом на Город Солнца, значит. Филипп сюда со своим флотом не поспевал — а дело было при старом короле Филиппе — а сам город не отбился бы. Прямой наводкой раздолбили бы эти стены, делов-то, тут и пяти бортов хватило бы, а их пятьдесят… Вот Сам и вызвал демона. Какого-то необычного и с запросами. Тот корабли старого Вильяма в щепки разнёс. А потом потребовал плату. Нет, не душу, без неё ещё жить можно худо-бедно, а тело. И никто его из предложенных не устроил, а вселился он в самого князя, и… завей горе верёвочкой, как говорится. Стал приказы раздавать направо и налево. От жизни брал, что можно и чего нельзя. Демоны — они, говорят, в аду скучают по настоящей-то жизни, вот тот и отрывался. Дев молодых, невинных, говорят, возили во дворец сотнями…

— Неправда, — вдруг тихо возразила Сабрина, и в глазах её стояли слёзы.

— Говорю тебе — сотнями! И ни одна… — Боцман трагически закатил глаза. — … ни одна живой не вернулась. Всех погубил. Всех в жертву старым богам отправил. Ну, и сам, наверное… Кхм…. И потом совсем с глузду сдвинулся, от вседозволенности таковой. Узнал из старинных книг про какой-то там великий секрет — и давай его искать. Мало того, что сам — натащил сюда некромантов, всех, что ещё остались. Умертвия-то у нас откуда бродят? То ж их, некров, недоделыши, к работе приспособленные… И творит теперь этот… кхм… всё, что хочет.

Дальше — хуже. Некры — те не одни пришли, а с помощниками, со всяким отребьем, что им людей и трупы поставляет. Да ещё у каждого тёмного с собой — целый выводок летающих тварей. И каждый себя как дома чувствовал. Дошло до того что беглые преступники тут укрывались, а ежели король или герцог, прознав про то, требовали выдать — Сам не отдавал. Это, говорит, теперь мои подданные… Потому-то сюда всякая шваль и тянулась: колдуньи, орки, шайки всякие. Да ещё Сам навесил на городские стены защиту от королевских магов. И давай к себе путников заманивать, и всяких странников, потому как работать в городе стало почти некому — всех порядочных людей перевели, осталась одна шушера. Потому-то нас с ребятами и утащили с берега, как старушку «Энн» на скалах заметили, тут каждая пара рук ценится…

И вновь Аннет обратила внимание, как Сабрина вскинула глаза и хотела возразить, но потом упрямо сжала губы.

Ведьмочке известно что-то ещё?

— А король наш Филипп не стал терпеть. Собрал Совет с Инквизицией и объявил Некрополис, как его теперь называли, вне закона. Дескать, раз моей власти не признают, то и на мою защиту пусть не рассчитывают, живут, как хотят, и от бриттанцев отбиваются тоже, как хотят. — Хью почесал заросший подбородок. — Да вишь ты, незадача. Церковники потом решили, что погорячились. Некромантов-то более не осталось, кроме как здесь. А у них, вишь, какая-то редкая магия, Церкви и государю иногда бывает нужна. Вот они и заключили договор: за услуги некромантов можно торговать с двумя соседними городами, но не более, и только раз в месяц, под надзором монахов. А кроме тех, кто торгует, из города никого не выпускают, да и за теми стража следит, чтобы не удрали, или чтобы кто лишний не выскочил. Понятно?

Аннет сложила руки на груди. Глянула на боцмана испытующе.

— А ты-то сам, Хуберт, почему остался? Тебе что, службу не предлагали, чтобы вход отработать?

Боцман отвёл глаза.

— Так ведь… Грех на мне, Кроха. — Засопел сердито. — Думаешь, просто так мы тогда в шторм угодили? Не-ет, то Божья кара. Зацепили мы один бриг, когда шли из Ливерпуля, думали — бриттанский, а он, подлец, наш оказался, франкский. Под чужим флагом шёл, чтобы границу легче пересечь. Пока разобрались — половину экипажа порубали. Хоть и разошлись бортами, да мне капитан всё орал, что запомнит моё рыло, и разыщет. Не утерпел я, шарахнул по ним с правого борта… Подбил. Не знаю, потонули или нет, потому как сразу налетел такой штормяка, что ни зги не видать, и разнесло нас в разные стороны. Я уже, когда здесь очнулся, струхнул: а ну, как выжил тот франк, да и впрямь я теперь в розыске? Повесят ведь на первой же рее. Ну и… решил пока здесь перекантоваться. Да сел на мель, чтоб меня…