Иная судьба. Книга III

— Сейчас же объясни… — она с трудом отодвинулась от любимого человека. — Как ты тут оказался? И как я тут оказалась, демоны вас всех побери? Почему меня украли, что им от меня надо? И как…

— Вот они, женщины!

Макс Фуке возвёл очи к потолку.

— Спасаешь их, бежишь на выручку — и ни слова благодарности. Любовь моя, я же не по кабакам всё это время шлялся, чем я заслужил такую встречу?

У Доротеи задрожали губы.

Как всё-таки хорошо было плакать на плече родного человека! Упираться лбом в его грудь, затянутую дорожным камзолом и перетянутую перевязью шпаги, чувствовать поглаживания по спине, слышать слова, которых так не хватает порой женщинам: Ну, милая, перестань, ведь я с тобой. Теперь всё будет хорошо…

Он наклонился к ней ниже — и вдохнул её запах. Нюхач, вспомнила Доротея, вот как он сам себя называет. И улыбнулась сквозь слёзы.

А вот Макс Фуке не улыбался.

Вдохнул ещё раз запах своей Вербены. И какое-то понимание мелькнуло в лице.

— Самаэль, — обернулся к Полозу, тактично остающемуся на своём ложе, пока гости жарко встречались. — Как, напомни, звали твою несчастную возлюбленную? Молли? А полное имя?

Змей тяжело вздохнул.

— Зачем тебе?

— Ну, всё же!

— Мелисента.

Сморгнув, Дори похолодела.

— Полное имя, князь, — мягко попросил Фуке.

— Мелисента Глюк из Бриттании. У неё… У неё были такие же белые волосы, как у твоей женщины. Потому-то я и решил ей помочь, она так напомнила мне… Если бы Молли была жива — наверное, выглядела бы так же. Я любил её волосы, её дивные локоны, а она всё смеялась, и говорила, что в пансионе её из-за них дразнили…

— Мышкой. Белой мышкой, — проговорила Доротея Смоллет, в девичестве Глюк. И всхлипнула, в этот раз безутешно.

* * *

— Да чтоб меня… через киль да с подвывертом… — донеслось из погреба энергичное. — Сабринка! А ну, тащи живей тряпицу, руку перевязать, кровища хлещет…

Последовавшие за этим куда более цветастые морские термины заставили юную белобрысую ведьмочку покраснеть до кончиков ушей.

— Вот ещё… — пробормотала смущённо. Заметалась по кухне, сдёрнула с крючка возле рукомойника чистое полотенце и кубарем скатилась по лестнице в погреб, чем заслужила новую порцию специфичных выражений от боцмана, на сей раз — похвальных. Посторонний человек, не привыкший к подобным лестницам, практически вертикальным, как корабельный трап, рисковал переломать руки и ноги, спускаясь на такой скорости; девчонка же проскочила вьюном. А что, дело-то привычное. Чай, она в этой хижине с рождения всё облазила, а уж подпол-то… Да тьфу на эту лестницу.

— Полегче, морской бродяга! — крикнула с антресолей Аннет. — Сколько раз тебе повторять: ты всё-таки при дамах! Девочка к таким выражениям непривычная.

Послышалось возмущённое сопение.

— Вот ещё, — тихо, но отчётливо буркнула из погреба Сабрина. — …Всё, убирай руку, Хью, я перехватила, теперь ещё тут затяну… Как тебя угораздило? — И добавила громче, специально для Аннет: — У нас, как по старым кварталам пройдёшься, заказы разносить — и не таких выражений наслушаешься. Там на них разговаривают. Хью, зачем ты вообще эту штуковину трогал?

— Да чтоб её… Хотел проверить, крепко ли держится…

— Проверил? Эту балку ещё бабка заговаривала, на то, чтобы стояла крепко. Видишь, трещина?

— Вижу, — согласился угрюмо боцман. — И сколько она тут?

— Лет десять. Бабка проволокой замотала и саму проволоку заговорила. Она мастерица была на железо ворожить, а вот с деревом не работала. Просили тебя разматывать? Заклятье ушло, тебя по руке отдачей и шарахнуло. Вылезай, давай, на свету гляну, что там у тебя.

— Погоди, дай примотаю эту хреновину, чтоб вдругорядь не напороться. Да не зыркай так, всё, больше не трогаю! Всё понял!

— Понял он… Ишь, пол мне тут закапал кровищей!

Вздохнув, Аннет сунула на полку старинный фолиант, в котором пыталась разыскать хоть что-то про кинжалы с магическими камнями, вроде того, что ей недавно достался. Влип Хуберт. Как глянул с утра на рассерженную ведьмочку, у которой от возмущения аж чёлка топорщилась, так и сник. Потом тихо признался Крохе-Аннет, что больше всего устыдился своего непотребного вида, в коем ввалился вчера без приглашения. Кто ж знал, что тут барышня такая водится… Так и сказал — барышня. Хоть выволочку за пьянство ему малолетка устроила и нешуточную, прямо скажем — неделикатную. Аннет лишь подхихикивала в кулак, наблюдая, как старый морской волк попеременно бледнеет и краснеет, как нашкодивший мальчишка.

Всё объяснялось просто. Старику нужен был предмет для внимания и заботы. Отдушина. Сказалась ли разбавленная «рыбья» кровь, ведь, должно быть, недаром говорят, что русалы хвост готовы отдать ради своих детёнышей; либо же старому моряку, привыкшему опекать Аннет с её малолетства, чего-то теперь недоставало, требовалась замена — но к малявке Сабрине он, похоже, прикипел всем своим великодушным грубоватым сердцем. И, как и предполагала бывшая трактирщица, в порядке извинений за непотребный ночлег и беспокойство предложил помощь крепких мужских рук по дому.