Я не знала, как на это ответить. Алекс всегда выглядел так, словно душа его разбита, но напускная храбрость была подобна стали. Я не достаточно близко с ним знакома, чтобы судить о текущем состоянии – хорошее оно, плохое или ему на все плевать. Алекс не был похож на человека с суицидальными наклонностями, но и я не дипломированный психиатр.
Инди: Грубит, но все нормально.
Хадсон: Как обычно.
Инди: Они с Лукасом не ладят.
Хадсон: А было иначе?
Дженна: Держи нас в курсе, Индиго.
Хадсон: Индиго?
Инди: Я же сказала, что отвечу только на Инди.
Хадсон: ОФИГЕТЬ.
Хадсон: Думаю, Алекс и на тебя влияет.
О, он даже не представляет как.
Не очень веселый факт: если ты алкоголик, бутылка шампанского в руках равносильна полуавтоматическому оружию. Опасно, но все еще законно во всех пятидесяти штатах.
Я не знаю, кто продолжал присылать шампанское в каждый номер, где я останавливался во время этого турне, но кем бы он ни был, он имел доступ к конфиденциальной информации, злые намерения и много свободного времени. Каждый раз, приезжая в новый город, Блэйк, Дженна и Хадсон должны были звонить в отель и просить убирать из мини-баров спиртное. От меня держали подальше все, от чего я мог заторчать, включая жидкость для полоскания рта, средство для удаления пыли и антисептик для рук. Клянусь: то, что я все еще нормально пах – чудо. И хотя я был слишком поглощен ненавистью ко всему миру, чтобы пытаться взять реванш или злиться, моя трезвость являлась результатом обстоятельств и лени. А сейчас у меня в руках оказалась бутылка шампанского и минутка наедине с собой.
Блэйк мог подняться в наш номер в любую секунду, и у Инди есть ключ от президентского люкса, так что я быстро замотал бутылку в худи и сунул в один из чемоданов. Они бы с катушек слетели, узнав, что я нашел бутылку на пороге. В первый раз, когда Блэйк открыл дверь и нашел бутылку «Jameson», он вышвырнул ее в окно и ругался, глядя как она погружается в океан. После второго раза он нанял частного сыщика, а сам двадцать минут приходил в себя в ванной. А Инди… она отправится на охоту по всему миру, выслеживая тех, кто пытался сбить меня с пути благоразумия, перевернет каждый камень, пока не найдет их. Не важно, что я точно знал, кто этот ублюдок и где он был. В постели, с моей бывшей девушкой.
Это напомнило мне, что нужно ускорить план «Стардаст в моей постели» до моего возвращения к Фэллон. Она, может, и изменщица, но я – нет.
Это решение не казалось продуманным или чрезвычайно умным. Конечно, я видел Инди, свернувшуюся калачиком, как котенок, на диване частного самолета, положившую голову на бедра Лукаса – его
Единственной. Девушки. В. Турне.
Если кто и залезет к ней в трусы, то это буду я, а не мой вероломный барабанщик и заклятый друг.
Вставая с моего открытого чемодана, где аккуратно лежало шампанское, прикрытое одеждой, я прошелся по темной комнате – люстра из кованого железа свисала с потолка словно хитрый монстр. Здесь были черные обои с красными японскими иероглифами. Я остановился на кухне, пролистывая блокнот со вчерашними записями.
Моя душа уже не была такой пустой, когда я подошел к панорамному окну на всю стену с видом на Токио.
Чистый. Загруженный. Самодостаточный. Токио строили высоким, широким, как будто уверенный художник рисовал его длинными штрихами. Я уже бывал здесь однажды, и у меня остались приятные воспоминания о сексе вчетвером и автомате с использованными трусиками, который я опустошил.
Я не сразу пошевелился, когда зазвонил телефон. Единственные люди, с которыми я разговаривал, уже были в турне, как бы трагически и жалко это ни звучало, а Дженна и остальная часть персонала обычно связывались напрямую с Блэйком, потому что он реже бывал придурком с переменчивым настроением. Нахмурившись, я достал телефон из заднего кармана.
Мама.
Только не сегодня, дражайшая матушка.
Я не ответил, наблюдая, как снова вспыхивает экран.
Она не позвонила, когда я расстался с Фэллон.
Или когда я первый раз попал в реабилитационный центр.
Второй раз она даже не удосужилась ответить на звонок, когда я отчаянно нуждался в разговоре хоть с кем-нибудь, даже с этой бессовестной рожей.
Она подняла трубку лишь раз, чтобы поговорить со мной после происшествия на «Грэмми» и сказать про круги под глазами и что синий – не мой цвет.
Это означало, что ей либо нужно сообщить плохие новости, либо попросить еще больше денег, чтобы оплатить очередную пластическую операцию или азартные игры. К несчастью для нее, я работал над тем, чтобы не позволять людям иметь меня. Поскольку мама была так же полезна в моей жизни, как чертова лейкемия, я решил удалить ее.
В дверь вошел Блэйк, разговаривая с Дженной по телефону.