Тируккажуккунрам – так непроизносимо называется это место, лежащее в стороне от туристических маршрутов, но усердно посещаемое пилигримами. От сотен тысяч других подобных мест паломничества это отличается тем, что каждый день, точно в 12 часов дня к расположенному на вершине храму прилетают два диких орла. Жрецы встречают их, кормят, и они улетают, чтобы снова появиться в то же время на следующий день. Никто не знает, где гнездятся они, какая сила заставляет их появляться у этого храма, никогда не пропуская ни одного дня. Народная молва утверждает, что они прилетают из священного Бенареса, но поверить в это трудно, так как расстояние отсюда по прямой составляет до Бенареса многие сотни километров. Удивительно другое – эти каждодневные прилеты без единого дня перерыва зафиксированы в течение нескольких столетий. Помимо множества местных свидетельств, есть записи голландских купцов, относящиеся еще к XVII веку! Если это те же самые орлы, то как объяснить такую их долгую жизнь, а если жрецы их время от времени меняют, то как удается им сделать это незаметно для сотен паломников, ежедневно взбирающихся к полудню на вершину горы, чтобы своими глазами увидеть, как поедают специально приготовленный рис из серебряных тарелок или прямо из ладоней жреца две огромные величественные птицы?
Впрочем, согласно бытующей здесь легенде, они не совсем птицы, а два святых отшельника, братья, заспорившие когда-то, чей бог выше и сильнее. Сам Шива явился им, чтобы разъяснить бессмысленность этого спора, но не сумел убедить строптивцев и, разъяренный, проклял их обоих и превратил в двух орлов. Но настанет однажды день, кончится действие проклятия Шивы и братья сбросят обличье птиц и вновь превратятся в людей – не заложено ли здесь заранее удобное объяснение на случай, если вдруг прекратятся ежедневные таинственные визиты двух орлов к поднебесному храму великого Шивы?
Полдень давно прошел и торопиться мне было не к чему, да и сил уже совсем не было. Добравшись до широкой площадки, я вздохнул с облегчением. Это был лишь промежуточный финиш, так как под прямым углом к только что преодоленному отрезку пути уходила вверх точно такая же порция крутых и высоких ступеней, но здесь, в тени большого разлапистого дерева, растущего прямо из каменного пола площадки, можно было отдохнуть и перевести дыхание.
Не тут-то было! Сидевшая под деревом молодая нищенка в изношенном до бесцветности сари встрепенулась, услышав мои шаги, чпок-чпок-чпок – наподдала по голым попкам мельтешивших у ее темных ног малышей и вот они уже окружили меня и тянут извазюканные крохотные ладошки, и канючат на непонятном языке, не сводя с меня ослепительно прекрасных глаз. Сжав жалкое подаянье в кулачке, они стремглав бросились к матери, отрешенно смотревшей куда-то вдаль, и вот они уже снова возятся у вытянутых босых ее ног и все семейство потеряло ко мне всякий интерес.
Каждая ступенька была, казалось, выше и горячей, чем предыдущая. Высоко вдали маячила следующая площадка и, как в тяжелом сне, полностью повторяла только что виденную – такое же разлапистое дерево, растущее из растреснутого камня, такая же, леопардовыми пятнами, тень и даже точно такая же нищенка с полуголыми детьми, сидящая в этой тени.
Сзади, изредка переговариваясь тихими голосами, нагоняли меня, ступая почти на четвереньках, шесть или семь молодых паломниц. Единственный среди них мужчина шел как ходят горцы – прямо и бережно. Они обогнали меня, и мы сочувственно улыбнулись друг другу.
От неправдоподобного зноя и полной безветренности в голове гудело, перед глазами сквозь выщербленные временем ступени крутились разноцветные круги.
Не доходя до следующей площадки табунчик паломниц рухнул прямо на обжигающие ступени; я докарабкался и плюхнулся рядом, их предводитель гордо и одиноко стал над нами, всматриваясь из-под серого от пота тюрбана в нестерпимо густую синеву высокого неба.
Я приглядывался к попутчицам. Тяжело дыша, поблескивая украшениями в ноздрях и ушах, измочаленные вечной жарой, выжженные безжалостным солнцем, они слабо перешучивались, прикрывая свободным концом простеньких сари свои начисто выбритые, абсолютно голые головы. Таков обычай – совершающий паломничество полностью сбривает волосяной покров, как бы расставаясь со всеми грехами. Обычай распространяется даже на крохотных детей, и трогательна выглядят их головенки как маковые коробочки, стукающиеся о костлявые плечи родителей. Расстаются со своими роскошными волнистыми прическами и женщины, превращаясь в какие-то марсианские существа. Любопытно, что при некоторых центрах паломничества вовсю процветает индустрия производства париков из этих состриженных кос; оттуда их частью вывозят в Европу, а частью продают на месте – в Тирупати, богатейшем храме Юга. Я сфотографировал стайку по-сиротски бритых паломниц, с завистью рассматривающих в лавчонке великолепные иссиня черные парики.