Индия и греческий мир

К Чандрагупте мы еще, несомненно, вернемся, короткий же рассказ Плутарха подводит нас к другой теме – бунту македонского войска против своего царя. О нем весьма подробно, с речами действующих лиц сообщает Арриан (см.: V, 25–29), однако суть и так понятна: изнуренное многолетним походом, похоронив в бескрайних землях Азии множество греков и македонян из своих рядов, оно попросту отказалось далее служить послушным орудием все более и более амбициозного царя. «Ты видишь сам, – сказали ему, – сколько македонцев и эллинов ушло вместе с тобой и сколько осталось… Другие… пойдут за тобой: молодежь вместо стариков, полные сил вместо обессиленных» (V, 27, 4 и 8). Как писал Диодор (XVII, 94, 2): «Воинов погибло много, а окончания войн не предвиделось. У лошадей от непрерывного пребывания в пути поистирались копыта; оружие в большей части своей уже никуда не годилось; эллинская одежда изорвалась, и солдаты вынуждены были одеваться по-варварски; они только укорачивали индийские плащи». Реакцию Александра легко представить: были и уговоры, и гнев, и гордое одиночество в своей палатке, и слова о том, что он один пересечет Ганг, а за ним уж последуют истинные герои и т. п., но македонцы остались непреклонны. Так же не помог царю откровенный подкуп, о котором сообщает Диодор (XVII, 94). Воздвигнув 12 алтарей, царь повернул назад (август 326 г. до н. э.). Надписи на них приводят различные – например, «Аммону, брату Гераклу, заботливой Афине, олимпийскому Зевсу, кабирам Самофракии, индийскому Гелиосу и моему брату Аполлону»; «Здесь Александр остановился»; «Я, царь Александр, проник до сих пор». Арриан, со ссылкой на Птолемея, пишет о неблагоприятных для переправы жертвах, якобы заставивших царя повернуть (там же, 28, 4), Страбон, как географ, подобрал соответствующее своей науке объяснение (XV, 27): «Проникнуть дальше Александру помешало, во-первых, уважение к некоторым оракулам, а во-вторых, он был вынужден к остановке своим войском, которое уже не выдержало непосильных трудностей похода. Впрочем, больше всего воины страдали от сырости при беспрерывных ливнях» (о 70‑дневных дождях накануне «поворота» Александра сообщает и Диодор, XVII, 94, 3). Нельзя обойти такое сообщение Страбона (XV, 35): «Было обнародовано какое-то письмо Кратера к его матери, Аристопатре, в котором, кроме многих других невероятных известий, не согласующихся ни с одним источником, содержится рассказ о том, что Александр дошел до Ганга. Кратер утверждает, что сам видел эту реку и огромных речных животных на ней» (Дройзен – или его переводчик? – почему-то видит в этих речных животных акул).

Однако обратный путь вовсе не стал «большой прогулкой», ибо на нем царь чуть не лишился жизни. Впрочем, поначалу все происходившее должно было только пуще его расстраивать: не потому, что было скверным, но напротив – только благоприятствовало бы его продвижению за Ганг. Отступив до реки Акесин, он, по Диодору, встретил приведенное из Греции пополнение – более 30 000 пехотинцев и около 3000 всадников, да вооружения было доставлено на 25 000 человек, одних лекарств – на сто талантов. Все это он роздал своим воинам. На Акесине был уже выстроен Гефестионом город (Александрия на Акесине, предположительно сейчас – Вузирабад), в котором Александр поселил окрестных жителей и небоеспособных своих воинов. Прибыло посольство от Абисара с братом и иными родственниками, приведшее 30 слонов и сообщившее о болезни раджи, отчего он не смог прибыть лично – это подтвердили Александровы послы, и он поставил его сатрапом, подчинив ему также прибывшего к нему с поклоном Арсака – царька соседнего с Абисаровым государства Ураса. Принеся жертвы, царь прошел к Гидаспу, где привел в порядок пострадавшие от ливней Буцефалы и Никею. Оттуда он решил спуститься к Океану – «Великой реке». Для этого были заготовлены от 1000 (Диодор) до 2000 (Арриан) судов различного типа и размера (конкретные данные весьма расходятся).