Иногда женитьба на таваиф, небезупречная с точки зрения морали, оказывалась спасительной сделкой для обедневшего прожигателя жизни, так как состоянием куртизанки кормилось все многочисленное семейство мужа. Селились таваиф в основном в крупных городах с мусульманским населением, таких, как Дели, Фаизабад, Лакхнау, Лахор, Дакка, Хайдарабад и др. Дома их находились в особых "веселых" кварталах: Чоук — в Лакхнау, Рангила Майдан — в Фаизабаде, Урду Базар — в Дели, Санчи Мандир — в Дакке. Выступали таваиф или в собственном доме, или на мужской половине дома клиента. Во время свадебных торжеств и иных праздников таваиф услаждали слух и взор лишь мужчин; тем временем в занане затворниц развлекали кастовые певицы — домни и мирасан. Выступления домни были полны непристойностей и самых соленых шуток; мужчинам строго запрещалось при них присутствовать, и многие, по свидетельству Шарара, буквально силой прорывались за парду, когда там балагурили домни.
Выступления же таваиф были исполнены классической строгости, респектабельности и изысканности. Большинство таваиф помнили наизусть десятки сотен поэтических строк из исполняемых ими газелей, что превращало их в подлинных знатоков поэзии. Среди них было немало талантливых исполнительниц и поэтесс. Литературный образ Умрао-джан, сочинявшей прекрасные стихи, во многом списан с натуры. Наиболее популярные лакхнауские куртизанки — Зухрабаи, Джаддан, Муш-тари, Чоудхриян Хайдар-джан — были авторами целых диванов поэтических строк.
Таваиф принадлежали к аристократии полусвета. Они были весьма разборчивы в выборе содержателя и всячески избегали промискуитета. Войти в дом таваиф было непросто: требовались рекомендации и репутация светского человека. Гостями куртизанок были не только искатели продажной любви, но и искренние любители поэзии, подчас вовсе не богатые. Из них формировался круг друзей, на участие которых таваиф могла рассчитывать в периоды, когда не имела постоянного покровителя. Из этого круга она выбирала себе "близкого друга", проводившего в ее доме сутки напролет. Друг ухаживал за таваиф во время болезни, бегал за покупками, договаривался о ее выступлениях и обеспечивал ее безопасность. "Друг подогревает чувства богатых поклонников, — пишет Русва. — Если же танцовщице случится поссориться с кем-нибудь, он всегда готов вмешаться. Он водится с городскими подонками и по первому ее слову может призвать на помощь полсотни человек. В то же время друг держит в страхе хозяйку танцовщицы. Ведь хозяйку постоянно преследует мысль, что танцовщица любит его и, не дай Бог, вздумает сбежать с ним".
Несмотря на достаток и относительно вольную жизнь в кругу поклонников, таваиф все же считалась существом низким, бесчестным и деклассированным Если похищенная девушка пополняла ряды куртизанок, родня считала ее умершей. Тем не менее один из парадоксов жизненного уклада в Лакхнау состоял в том, что здесь многие таваиф достигали высокого общественного положения и влияния при дворе. "Часто говорят, что зло носит красивое обличье, — пишет Сурур. — При этом святоши и ханжи подразумевают наших танцовщиц. Да вы только гляньте на них». Сама Возлюбленная небес очарована танцовщицами из Лакхнау, каждая из коих, как гурия, весела, умна, прелести полна. С полуслова гостя понимает, всем ему угождает. Щедрость квартала, где живут танцовщицы, — источник богатства для всякого, кто сюда приходит. Общение с красавицами, что обладают утонченными манерами и изысканными привычками, меняет повадки гостя и одаряет его сердце бесценными сокровищами".
Действительно, лакхнауские таваиф были не только и не столько "жрицами любви", сколько хозяйками литературных и музыкальных салонов. "Благородные отпрыски" Лакхнау постигали в этих салонах умение вести беседу, знание литературы и музыки, деликатное обращение заодно с "наукой страсти нежной". Во многом поэтому общение с таваиф в Лакхнау считалось модным и престижным, служило чем-то вроде патента на аристократизм и утонченность. ,
Таваиф постоянно бывали при дворе и активно вмешивались в политику. Хаким Махди, влиятельный министр Насируддина Хайдара и Мухаммада Али-шаха, обязан началом своей карьеры таваиф Пияро, которая дала ему изрядную сумму денег, чтобы он получил свой первый пост при дворе. Уже упоминавшийся вазир Ваджида Али-шаха Али Наки-шах был представлен шаху куртизанкой Вазиран и по ее рекомендации назначен распорядителем строительства Кайсарбага. Другой таваиф, Хайдари, тот же Ваджид Али-шах презентовал главный телескоп обсерватории. Таваиф по имени Чунавали Хайдар стала доверенным лицом аскетичного и благочестивого Амджана Али-шаха, поскольку была великолепной исполнительницей. Шах проводил долгие часы в ее обществе, слушая пение и заливаясь слезами.