— Красивое название, да? Мертвая память, воспоминания, которых лишился и никогда не вернешь вновь. Страшно, когда она становится болезнью — стремительно уходишь, капля за каплей. Воспоминания просто сгорают, бессмысленно и жалко. Даже у обычных эквилибрумов такое смотрится неправильно; что и говорить о Паладине. — Поллукс вновь оказался рядом, нагнулся к скрюченному от боли Зербрагу и горячо произнес: — Похоже, твою память корректировал Диарат, да так часто, что даже ты заметил. Но теперь это будет не просто случайное забывание время от времени. Ты исчезнешь. Сгубить тебя быстро и собственноручно, конечно, заманчиво, но смотреть, как ты сам так жалко и постыдно разрушишь себя в попытках исцелиться за столь короткий оставшийся тебе срок… Вселенная и материя, я буду ждать представления, когда ты полетишь вниз по карьерной лестнице, оказавшись по силе ниже последнего магиструма. Великий и страшный Зербраг Прожигающий, герой нескольких войн, который с трудом вспоминает, как снять с себя сапог.
Что-то едва зашевелилось в Зербраге, неугасающая воля к сопротивлению. Он вскинул яростный взгляд на довольного Поллукса, обратившегося тенью.
— Ты хоть понимаешь, что натворил?.. Ты видел, что делает Диарат, видел разрушения Антареса…
— Ни Диарат, ни Антарес не мои проблемы.
— Только я могу с этим справиться! — из последних сил кричал Зербраг на грани отчаяния. — Я! Кто-то должен остановить их! Я пытаюсь спасти всех, всю эту Вселенную…
— Пусть Вселенная горит в огне, — бросил Поллукс. Он вытянулся, возвысился над Зербрагом, холодно смотря на него с непостижимой высоты. — Диарат, Антарес, Паладины, Свет, Тьма — разбирайтесь с этим сами. Пусть все сражаются, пусть все бурлит и полыхает. Так всегда было, так всегда будет. Оно разрешится. Но без твоего участия. Ты пытался выяснить, почему так много забываешь, но теперь, без фактотума и больной мортмеморией, просто испаришься. Ты полагал, что сыграешь в этом какую-то важную роль, объявишь войну Диарату, станешь Верховным, докажешь всем опасность Антареса, но правда в том, что ты и сам забудешь, кто такой Зербраг. Если не начнешь разбрасываться эфиром, то сможешь протянуть подольше, но на твоем месте я бы не задерживался и сдох побыстрее. Пусть Вселенная горит в огне, — повторил он тихим, закипающим голосом. — Если такова цена моим стремлениям, то пусть.
Тут Зербраг не сдержался и хрипло рассмеялся, чем ввел Поллукса в замешательство.
— Твои стремления… твои… и какие они, Поллукс? — Паладин тяжело осел на колени, хватаясь за распираемую болью грудь. — Ты… пошедший за Тьмой предатель. И даже хуже, даже дальше… Думаешь, обрек меня на страшную кару? — Зербраг не сдержался и горько усмехнулся, качнув головой. — Ты, проведший в поисках той черной дряни целую эру. Да, я узнал про твои дела… Ты еще веришь, что сможешь все вернуть как было. Пустотелый дурень. По крайней мере, я смогу хоть что-то еще сделать. А ты, даже с сопряжением, будешь скитаться до конца жизни.
Рука с кольцом обратилась в кулак. Поллукс поморщился. Голова его была так далеко от Зербрага, что скрылась за темнотой, в которой ярым пламенем горели оранжевые глаза.
— Ты мог столького добиться, — не унимался Зербраг. — Но всего одна душа сбила тебя с пути, обрекла на мрак…
— Будто бы и ты сам не всю жизнь в поисках из-за другой души, тартский лицемер. Да, я тоже многое узнал про тебя, времени было полно.
Зербраг не слушал, он от боли поморщился.
— Та краткая ошибка стоила целой эры в изгнании?
— Она стоила всего.
— И ты выбрал месть за все, что с тобой случилось… Антарес и Альдебаран ее заслужили. Они тоже причастны.
Поллукс растворялся во тьме, из неясного образа доносился ледяной голос:
— Ты сломал каждого из нас. Но больше никого и никогда не уничтожишь в попытке спасти общее.
— Ты даже не представляешь, на что обрек себя и прочих! — в гневе орал Зербраг, вновь обретая голос, вырывая из себя в воздух алое пламя. — Моя память способна всех спасти, ты уничтожил не только меня!
Поллукс уже исчез, а Зербраг горел, разгорался, и ревело пламя, но в какой-то миг все красное исчезло.
И мир стал чернотой.
Глава L
Шаг в пустоту
Поминальная служба по Ханне прошла на следующий день после сражения у Древа Мироздания. Ее, как и всех протекторов, кремировали, а урну с прахом упокоили в свечных горах среди предыдущих носителей знака Девы. Стефан видел Дана издалека. Он хотел как-то подбодрить его, но не знал как.
И даже не поверил сам себе, когда после церемонии сказал ему:
— Это не поможет, но, если нужно будет проветриться, отвлечься, там, да даже надраться или что-то вроде того, можешь ко мне обратиться.
Дан, который до этого стоял в полнейшей прострации, медленно, словно сквозь вязкое месиво, перевел на него потухший взор. Слегка нахмурился, как будто не узнавал. Стефу стало не по себе от бинтов на его лице. Да и от всего вида товарища.
— К тебе? — тупо уточнил он, словно его эфир прекратил переводить Стефана.
— Я помогу чем смогу, только скажи. Остальные тоже рядом. Ты не забывай об этом.