Индивидуум

«“Ослеп от яркости светил”, — слова Индивидуума перед самым началом работы. Ему это далось через силу».

«Если бы он умер от всех физических и духовных изменений, это могло бы отбросить меня в исследованиях на годы назад. Но подопытный оказался достаточно крепким. Психологическое состояние нормализовалось, но я продолжаю осматривать его душу на предмет раскола. Если разум повредится, остальные испытания потеряют всякий смысл. И мне придется начинать сначала».

Все. Больше ничего не было. Я перечитал текст раз десять, не меньше, все время подмечая новые и новые детали. И все равно никакой полезной информации. Полный ноль. Отчаяние уже начало захлестывать.

И все-таки…

И все-таки имелся еще Дан, который как раз заходил в Манипуляционную прямо перед смертью Ламии, сказав, что нашел в переводе что-то тревожное. Его отрывка еще не было на листе. Там могло крыться хоть что-то.

Глава XVII Пустота на границе Вселенной

Когда-то давно, еще до Средних эр, префектура Роштамма была полна жизни. Она являлась важным торговым узлом, именно здесь первые инженерные гильдии возводили свои главные корпуса, сооружали военные машины невиданной для тех эпох мощи. Времена первых войн, одних из самых яростных и горячих, сотрясали местную материю, дробили и крошили ее, шинковали в частицы столь мелкие, что об их существовании долгое время никто не ведал. И все же именно из них всемогущая сила созидания творила новые звезды и планеты, облака небул и кольца астероидов. В роштаммской колыбели родился великий герой Света — Целавирал Колосс, который мог крушить темный Апогей, не активизируя собственный, и отдавший жизнь в борьбе с Агатовым монструмом, созданным темными для уничтожения Светлой армады. Во времена эпохи Дремлющих Орудий, в девятую Эру Затишья, именно здесь каждые тринадцать Генезисов праздновали Аргентур. Сохранившиеся сведения о душах, прибывающих на событие со всех концов обозримой Вселенной, говорили о непостижимых цифрах. Там эквилибрумы проливали кровь в великом церемониальном Турнире Люминарного Клинка, пили багровые воды из источников пылающих скал, жертвовали свои воспоминания на алтарях памяти.

Много, много чего здесь происходило в древности. Но временной горизонт не щадит никого. Все больше войдовых разрывов расширяли Вселенную, и вот границы префектуры сместились к самому Пустотному пределу, на грани полного уничтожения. Забыты великие битвы и герои прошлого, громкие речи местных Имперумов и полисы, стертые в пыль так давно, что мир успел состариться несколько раз. Теперь, запрокинув голову к небу, можно было увидеть не больше сотни тусклых звезд, едва различимых и блекло сияющих. Дэларов чуть больше, но и они смотрелись жалко посреди пустынной бесконечности на краю всего.

Теперь здесь обитали искатели древностей и предельные охотники, шныряющие в поисках аномалий или монструмов, появившихся из-за близости Пустотного предела. Так он влиял на души: изламывал и менял, создавая из них что-то ужасное и диковинное в достаточной степени, чтобы заинтересовать Юниверсариумы или зажиточных эквилибрумов в далеких центральных префектурах.

Материи в Роштамме осталось мало. Нет материи — нет созидания. Зербраг не мог не признать, что чувствовал здесь отражение общего тоскливого будущего. При взгляде в черное пустое небо так легко представлялась судьба целой Вселенной, которая через многие эры должна была стать именно такой. Полностью поглощенной Обливионом за Великим Пределом. Все говорили, что космос бесконечен, и были в этом правы. Предел никогда не был границей, просто за этой стеной Обливиона уже не было материи. А пустота — не конец, не начало и не край всего. Это ничто.

— Бесполезный отшиб, — тихо сказал Зербраг, идя на встречу с примус-легатом.

Несколько прошедших наомов он пробыл в обществе эквилибрумов из Совета Роштамма, выяснял ситуацию и игнорировал их заискивающие вопросы. Каждый мечтал о переводе куда-нибудь подальше отсюда, Зербраг чувствовал это в воздухе, он смердил едва живым карьеризмом. Жалости к членам Совета Паладин не испытывал, каждая душа была обязана служить и делать все возможное именно там, где ей судьбой нарек Свет.